— Приготовились! — в дверях возник Нарцисс, оглядывая едва успевших успокоиться охотниц. — Строимся и идем. Скоро наш черед. Учтите: больше половины тех, кто сидит сейчас на трибунах, пришли ради вас. Цените, дурехи! Если устроите неподобающее зрелище, в колодках сгною!
— Нашел чем пугать, старый осел! — процедила сквозь зубы Луция, направляясь к выходу. — Сказал бы лучше, что ужина лишит.
— Да ладно, — примирительно пробормотала идущая за ней Ахилла. — Считай, что это его доброе напутствие.
— Я не пойду, — раздался вдруг отчаянный рев, и одна из женщин — крупная брюнетка из последней тройки — вцепилась мертвой хваткой в тяжелую скамью. — Я не хочу умирать!
И тут опять началось буйство: крики, вопли, плач, вой слились в жуткую какофонию ужаса. Женщины цеплялись за лавки, хватали полы одежды Нарцисса, обнимали ноги сопровождавших его рабов. Те даже растерялись и беспомощно глядели на коллективное помешательство, не зная, что предпринять.
Но Нарцисс прошел могучую школу борьбы за выживание и был лишен сантиментов. Выхватив у одного из рабов гладиус и стряхнув с себя цепкие женские руки, он одним прыжком пересек комнату и, схватив зачинщицу беспорядков за волосы, одним движением перерезал ей горло.
С булькающим звуком несчастная сползла на пол, упав лицом в расширяющуюся лужу крови, а тренер, свирепо сдвинув брови, обернулся к мгновенно замолчавшим девушкам, глядевшим на него как на бога смерти:
— Кто еще хочет? Никто? Тогда построились и пошли, твари неблагодарные! Быстрее, быстрее!
Так, вразумляя своих «бойцов» затрещинами, он навел хоть какой-то порядок и повел строй к выходу.
— Молодец твой. Нарцисс, — шепнула Ахилла побледневшей Свами. — Будь я на его месте, сделала бы тоже самое. Жаль, что из-за этой истерички у ее подруг не осталось шансов.
Нубийка ничего не ответила, только крепче прижала к себе дрожащую Корнелию.
— Ну и что здесь интересного? — лениво поинтересовался Домициан, развалившись в кресле рядом с братом в императорской ложе. — Надеюсь, мы не потеряем зря время, глядя на выступление охотниц? Выпустить на арену женщин-венаторов — это так… свежо…
— Вот и я так думаю, — откликнулся Каризиан. — Хотя многие из наших общих знакомых считают, что подобная идея достойна осуждения. Со времен Нерона женщины не выходили на арену, и главы семейств уверены, что зрелище сражающихся матрон может подвигнуть их супруг на неповиновение.
— А что думают по этому поводу Север и Александр?
— Они полагают, что поскольку богини не раз брались за оружие, то простым смертным это вполне допустимо.
— Ну, что так думает наш греческий друг, меня совершенно не удивляет, но Север… Что с тобой стало, дружище? Помнится, в Иудее ты не был столь покладист.
— Все меняется в этом мире, Домициан. Я стал домоседом, начал много читать…
— И беседовать с Александром, не так ли? Никак не могу понять, мой дорогой философ, чего от тебя больше — пользы или вреда?
Твои рассуждения о том, что женщина способна к чему-то кроме деторождения, это подрыв основ римской семьи. Может, мне тебя распять на всякий случай?
Уязвленный незаслуженным упреком Александр хотел возразить, но Каризиан толкнул его локтем, и тот мудро промолчал, а Домициан, не получив ответа, удовлетворенно усмехнулся:
— Вот видишь, Александр, даже сильный и смелый мужчина смиряется с превосходящей силой и не хочет рисковать, а ты думаешь, что слабые женщины могут сражаться как мужчины. Это ерунда!
— Но Домициан, а вдруг эти девушки окажутся хорошими бойцами? Я полагаю, ланиста «Звериной школы» еще не сошел с ума, чтобы выставлять трусливых дур. Он же совсем не глуп и понимает, чем ему это грозит.
— Да уж, мне бы не хотелось, чтобы открытие Амфитеатра было омрачено скандалом, — вмешался в разговор Тит, оглядывая огромную массу народа, готовую повиноваться ему по первому сигналу. — Кстати, я помню свое обещание. Если на арене Луция продемонстрирует мужество, достойное звания венатора, то я дам ей свободу.
— Ха, мой друг оказался самым хитрым! — весело возмутился Север. — Он получит любимую женщину, а как же остальные? Александр, мы впали в немилость!
— Так ты сам сказал «любимую», — хитро покосился на начальника своей гвардии император. — Кроме Каризиана, я ни от кого не слышал подобных признаний.
Север осекся, но потом, собравшись с духом, пробормотал:
— Мне кажется, что если у нас с одной из венатрисс было бы больше времени на общение…
— Ну хорошо, друзья мои, по случаю праздника я буду милостив. Если кто-то из девушек уцелеет и будет в пригодной для дальнейшего использования форме, то я им всем дам свободу. Вы довольны?
— Император, ты так же щедр, как и велик!
— Ну то-то же… А теперь давайте посмотрим на этих несчастных. Вон их, кажется, ведут.
И так издерганным девушкам пришлось еще задержаться у выхода, дожидаясь окончания выступления жонглерки развлекавшей зрителей своим искусством, пока рабы присыпали кровавые пятна на арене чистым песком. К сожалению, предшествовавшая им таврокатапсия закончилась неудачно: акробат не рассчитал прыжок и был растерзан обезумевшим быком. Теперь изломанное, мертвое тело уносила в противоположные ворота похоронная команда под предводительством человека в маске Меркурия. Некоторых девушек от такого зрелища начало выворачивать наизнанку.
— Великий Юпитер, — простонал подошедший ланиста, хватаясь за голову. — Принцепс скормит меня первому попавшемуся льву. Боги отняли у меня разум, когда я влез в это дело. Фламм, если они меня опозорят, заколи меня сам, пока Цезарь не велит убить меня более жестоким способом.
— Может, я вас сразу проткну? Чего ждать-то? — осклабился старший тренер, обладавший примитивным чувством юмора.
— Цыц, шутник, а то я сам тебя прирежу! — вконец расстроился Федрина, пытаясь со своего места разглядеть, что творится в императорской ложе.
В это время жонглерка закончила представление и, собрав брошенные на арену деньги, которые ей щедро швыряли зрители, пробежала мимо, а глашатай объявил бой венатрисс «Звериной школы» с британскими волкодавами.
Римский оркестр, состоящий из труб, рожков, гобоев и водяного органа, завыл что-то невразумительное, и ланиста, оторвавшись от своих причитаний, вдруг рванулся к девушкам, стоящим в начале строя:
— Луция, Ахилла, Свами, Германика, Видана… — оказалось, что он даже помнит их имена! — выступите достойно — своими руками на волю отпущу! Только не опозорьте старика!
Но охотницы даже не повернули голов, сосредоточившись на предстоящем поединке. Перед ними встали слуги, несущие их венабулы и длинные кинжалы, и ланиста удрученно махнул рукой:
— Идите, дуры!
Распорядитель игр возглавил шествие, и девушки, делая полукруг, направились к императорской ложе.
