— Скажи проще: «Нищий!» — усмехнулась прислушивающаяся к их разговору Свами. — Кстати, а что в твоем понятии «нищий»?
— Ну как сказать, — немного растерялась патрицианка, не привыкшая считать деньги, — он еле набирает сенаторский ценз в миллион сестерциев.
— Сколько?! — ахнули подруги, для которых пределом мечтаний была сотня монет, а слово «миллион» означало бесконечность.
— Миллион сестерциев… Ну, он принадлежит к сенаторскому сословию, понятно? А у нас… у них существует нечто типа денежного ограничения — миллион сестерциев. Понятно?
— Ничего не понятно, — покрутила головой Свами, никогда не имевшая и тысячной доли этой суммы. — Одно ясно: мне сенатором не быть! Слушай, а ухажер Ахиллы тоже такой богатый?
— Какой еще ухажер?
— Ну тогда, с колодками… который за нее заступился…
— Ах, Север!.. Вы думаете, что он… Да вы что? Этого просто не может быть! Я хорошо знаю префекта претория — это не тот человек, который может серьезно увлечься женщиной, пусть даже такой, как Ахилла. Он только сердца умеет разбивать, а у самого его вообще нет.
Впрочем, ходили слухи, что наш сердцеед в юности был до беспамятства влюблен в рабыню, но все закончилось плачевно. Парень отправился с Веспасианом в Иудею, а девчонку претор сделал своей наложницей. Она то ли при родах умерла, то ли что еще… Север, вернувшись, чуть не убил отца. Потом они помирились, но… В общем, наш красавец относится к тем мужчинам, от которых надо бежать как от чумы, если хочешь сохранить в целости сердце и рассудок.
— А твой Каризиан? Он тоже такой? Они же друзья?
— О, это совсем другое дело! Когда-то у него была очень богатая семья, но затем при Нероне его отец попал в проскрипционные
[54] списки, вскрыл себе вены, мать умерла, и если бы не родственники, то мой красавчик помер бы с голоду или был похищен теми негодяями, что крадут на улицах свободнорожденных детей, а потом продают малышей в рабство. В результате он получил отличное образование в Афинах, прекрасно говорит по-гречески, пишет чудесные стихи, но, помня смерть своих родителей, предпочитает жить одним днем, не думая о будущем. Вот такая теплая компания у них получилась.
Девушки помолчали, обдумывая услышанное. Наконец Свами закончила возиться с занозой и, поплевав на ободранное место, подняла голову.
— Слушай, я не знаю этих парней, но хочу заметить, что если бы они были такие бессердечные, как ты говоришь, то вряд ли стали бы за вас просить. Твой Каризиан, по-моему, отличный парень, что касается воздыхателя Ахиллы…
— Нет у меня никакого воздыхателя! — в неожиданно раздавшемся голосе скифянки послышалась такая ярость, что все окаменели. — Нет его у меня, ясно? Мне этот ваш живодер даром не нужен! Из-за него погиб Ферокс, а вы какую-то чушь несете! Чтоб я этого никогда больше не слышала, ясно?
— Ясно, — нестройными голосами согласились подруги, только Свами при этом почему-то подмигнула Луции, а та в ответ с сомнением пожала плечами и покачала головой.
После этого разговор затих сам собой, и Луция, еще немного посидев на постели Корнелии, уже собралась снова забраться на свою полку, как распахнулась дверь, пропуская Нарцисса, пребывавшего далеко не в лучшем настроении.
— На построение, «курицы», — хрипло рявкнул он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Я вам покажу, как драки устраивать!
В этот день они занимались на плацу до позднего вечера, пока были видны палусы. К концу импровизированной экзекуции даже Нарцисс еле ворочал языком и выкрикивал команды, поминутно кашляя и ругаясь.
Едва добравшись до постелей, девушки провалились в черное Ничто, даже во сне продолжая инстинктивно двигать руками, словно все еще держали деревянные рукояти мечей.
С утра на них было страшно смотреть. Даже привычная к большим нагрузкам Ахилла потеряла присущий ей задор и, лежа на узкой койке, уныло рассматривала беленый потолок. Что касается остальных, то хуже всего пришлось Луции, находившейся под особой опекой тренера и не имевшей из-за этого возможности хоть немного расслабиться. Ее мышцы просто одеревенели. И если последнее время она забиралась в свое «гнездо» и спрыгивала оттуда с легкостью белки, то в этот раз кулем рухнула на пол и, проклиная все на свете, заявила, что отказывается завтракать и постарается уморить себя голодом, потому что такая жизнь ей даром не нужна.
— Вот как? — криво ухмыльнулась сползающая вслед за ней Ахилла. — Значит, Присцилла прощена? И сенатор тоже? Ты же поклялась ей отомстить. Вряд ли твоя кончина будет для них достойной местью. Давай, топай в столовую!
— Луция, миленькая, — вторила скифянке расстроенная Корнелия, которая накануне, спрятавшись в своем углу от глаз Нарцисса, последние два часа только делала вид, что занимается делом, — а как же твое свидание с Каризианом?
— Пошел он в Аид! Не хочу никого видеть!
— Но надо же хоть немного поесть. Иначе ты не сможешь сегодня и шагу ступить, — попыталась вразумить капризную подругу практичная Свами, аккуратно заправляя постель.
— Наплевать! Я хочу умереть! Будь проклят Нарцисс! Будь проклята эта злобная кошка Германика!
С этими словами Луция улеглась на койку нубийки и, вытянувшись, закрыла глаза.
— Свами, — услышала она задумчивый голос Ахиллы, не предвещавший ничего хорошего. — Ты готова пожертвовать своей постелью ради подруги?
— Разумеется! — откликнулась та с поразительным бессердечием.
— Ну и славно!
С этими словами на лицо Луции обрушился водопад холодной воды. Чуть не захлебнувшись, она подскочила на постели, судорожно вдыхая воздух и протирая мокрые глаза. Если бы эта сцена произошла месяц назад, она непременно полезла бы в драку, но то ли сработала память о прежних взбучках, которые устраивала ей Ахилла, то ли возобладал голос разума, только девушка снова опустилась на мокрое одеяло и вдруг зарыдала так, что даже Свами, повидавшая немало истерик Корнелии, пришла в ужас. А римлянка, закрыв мокрое лицо руками, буквально заходилась плачем, от которого сотрясалось все ее тело.
— Луция, ну что с тобой? — переполошились девушки, усевшись с двух сторон от бедняги и гладя ее по плечам. — Успокойся, пожалуйста!
Но та только трясла головой, продолжая раскачиваться, словно профессиональная плакальщица, получившая хороший гонорар. Даже Ахилла в конце концов не выдержала и, опустившись перед подругой на колени, с силой отвела ей руки от лица.
— Посмотри на меня! — в ее голосе прозвучал приказ, и Луция через силу подняла на нее сухие глаза, в которых не было слез. — Мы не можем позволить себе быть слабыми, но мы можем и должны помнить: когда-нибудь все это кончится, и мы снова станем свободными. И тогда ты должна будешь припомнить своим обидчикам все, что претерпела за это время. Все — до последней минуты.
