Я привязала мула под деревьями у ручья, потому что не могла подвести его к незнакомым лошадям: вдруг там окажутся жеребцы или кобылы и он расстроится. Мулу никогда не стать отцом или матерью (в данном случае – отцом). Лайдж Маган рассказывал, что один из мулов его дедушки родил химеру, но, по словам Лайджа, такое случается не чаще раза в сто лет. Такое животное считается предвестником чудесно огромных урожаев – «но не с нашим счастьем», – философски прокомментировал Лайдж.
В общем, я пошла рядом с Пег вдоль неровного заливного луга к домикам.
Я заранее знала, что это добром не кончится, но могла почти потрогать и перечислить то, что привело меня сюда, хотя оно по-прежнему оставалось загадкой. Я чуяла его, как чуешь, что за скалой притаился кугуар. Оно витало почти в пределах досягаемости. Конечно, я пришла сюда из-за винтовки, но еще и из-за других, гораздо более призрачных вещей. Мой приход сюда был безрассудством, в первую очередь безрассудством. Но рядом с Пег я не могла тревожиться. Последний раз мне бывало так спокойно, когда мать, уронив руку вдоль моей спины, разматывала нити своих историй.
– Я сейчас спрошу Аврелия, что можно сделать насчет ружья. Я знаю, что оно твое, потому как видела его на твоем муле. Более того, ты пыталась меня из него застрелить.
– Но разве Аврелий Литтлфэр… – я замолчала, не зная, что сказать дальше.
– Чего?
– Разве он не… опасный человек?
– Аврелий? Он такой, какой есть. Зак Петри уехал сегодня утром со своими людьми, так что его я не могу спросить… разве что ты умеешь посылать свой дух вдаль?
– Не умею.
– Ну вот. Видишь, оружейная вон там, за последним сараем. Если твое ружье у нас, оно стоит там вместе с другими.
– Слушай, Пег, я же говорю, за него заплатили…
– Ты хочешь попробовать или нет? Мне-то все равно.
– Я боюсь с ним говорить. Пег, я слышала, что он вешал вольноотпущенных рабов вдоль дорог, и я сама это видела… почем я знаю, может, он меня тоже повесит.
– Деточка, он не сатана. Точно тебе говорю. Со мной он всегда добрый. Мой отец в войну был его лучшим разведчиком. Они были близки, не разлей вода. Я его просто спрошу. За спрос не бьют в нос. Я и не думала, что Винона Коул хоть кого-то или чего-то боится.
– Живых я и не боюсь.
– Ну так он не мертвый, я тебе точно говорю, не мертвый.
К этому времени мы уже дошли до первых жилых хижин. На задах гирляндами висели панталоны, рубашки на пуговицах, дамское белье и всякое такое. Я решила, что прачки ходят стирать независимо от рейдов и прочих мелочей. В огромном черном котле варилась каша из овсяных зерен, но сейчас за котлом никто не следил. Это для лошадей, надо думать. А может, мятежники тоже любят овес.
– Жди тут, друг мой Винона. Я пошла дергать сатану за бороду.
Она прошлепала босиком по крыльцу и исчезла в полумраке хижины. Окна в хижине были совсем маленькие, так удобней для обороны. В эти оконца разве что ствол винтовки можно выставить, больше ничего не пролезет. Хотя лето едва началось, сегодняшний день решил потягаться жарой с костром, на котором варился овес. Солнце гвоздило меня по голове, и я пожалела, что не подумала надеть шляпу. Перед глазами всплыло укоризненное лицо Лайджа Магана: «Винона, ну что я тебе говорил, что я говорил?» Он был прав, когда настаивал на шляпе. На лагерь лился огромный потоп желтого света. Широкая река словно разбухла от жара. Она бежала себе, сверкая, по камушкам и напевала обычную речную песенку. Мой душевный подъем продолжался, но теперь, когда Пег ушла, мне стало чуть не по себе, и я уже стала обдумывать – может, мне самой пробраться в оружейную и попросту унести винтовку? Я это серьезно обдумывала. С чего вдруг Аврелий Литтлфэр, самая злобная и корыстная душа в Теннесси, решит вернуть ружье Виноне Коул? Сказала ли я Пег, что ружье принадлежит Теннисону Бугеро – тому самому, кого Аврелий Литтлфэр счел нужным уничтожить? Или теперь я знаю, что это был вовсе не он, а полковник Пэртон? И я подумала: что, если полковник Пэртон это сделал, чтобы разворошить осиное гнездо? Чтобы законник Бриско составил документ, оправдывающий налет на мятежников? Я решила, что это возможно. Я поздравляла себя с таким блестящим умозаключением, когда Пег высунула голову наружу и велела мне зайти в дом.
– Ходи веселей, солдат, – сказала она.
И я вступила в самую обитель зла. Так мне казалось. В рассказах моей матери часто появлялись демоны и другие обитатели тьмы, и мы, дети, любили про них слушать. Любили, потому что, слушая, ерзали и чуть не теряли сознание от страха. Эта комната была пустая, чистая и странно похожая на комнаты в доме законника Бриско, где всегда поддерживали чистоту и порядок. До того, как люди Зака Петри этот дом сожгли. Здесь царила атмосфера благости и размеренности. На полке выстроились в идеально ровный ряд книги. Бумаги на столе были аккуратно разложены в выровненные стопки. Были тут и карты, и картины – надо сказать, что Аврелий Литтлфэр, тезка императора-философа, как раз работал с одной из карт, что-то чертя на ней красным карандашом. Проводил прямую, которая что-то означала, но я не знала что. Как те люди, что одним взмахом карандаша провели железную дорогу через весь остров Черепахи. Аврелий Литтлфэр не сразу поднял голову. Он оказался не исчадием адского пламени с рогами, а чем-то вроде миниатюрного генерала. Легкая серая куртка, борода расчесана, усы аккуратно подстрижены – я даже представила, как он их стрижет, вглядываясь в тусклое зеркало. Может быть, даже что-то мурлыкая про себя. Он был аккуратный, как военный корабль. Седые волосы зачесаны назад от загорелого лица. Глаза серые. Он поднял голову и улыбнулся – единственное, что его портило, это полный рот погибших зубов. И снова углубился в работу – разметку карты.
– Так как тебя зовут? – спросил он.
Я едва соображала и чуть не ляпнула «Винона».
– Билл, сэр.
– И ты закадычный дружок моей Пег?
– Да, сэр.
– Когда ж вы задружиться-то успели? Может, это одна из тайн вселенной. Как люди встречаются. Негде вам было встретиться под Божьим небом, однако ж вы задружились.
Он еще порисовал на карте, слюнявя красный грифель белесым языком, что-то помечая и обводя кружочками. Потом, кажется, закончил, потому что отъехал на стуле от стола, откинулся назад, подняв стул на задние ножки, и уравновесился в этой позе. Теперь я видела: он в черных сапогах, так начищенных, что комната хотела поселиться в них вся, от светлых окошек до теней в углах.
– Моя Пег, она говорит, у нас твое ружье. Меня это удивляет, но если оно у нас, я более чем готов вернуть его тебе. Мне не хотелось бы думать, что мои люди забирают чужое, за исключением военных трофеев. Военные трофеи по давней традиции принадлежат солдату и центуриону, мистер Билл. Десять тысяч лет цивилизации это подтверждают. Я буду весьма признателен, если ты расскажешь, каким образом мы неведомо для себя вступили во владение твоим ружьем.
– Факты этого дела несколько туманны, сэр, – ответила я. – Человек, именующий себя «преподобный Уинкл Кинг», сказал мне, что нашел мое ружье и продал его мистеру Петри.
