Я решила выяснить.
Я надела новые летние штаны и для ровного счета – свободную рабочую рубаху, которую тоже сшила Розали. В дивной чистоте ирландского полотна и аккуратных стежках было что-то такое, отчего и я почувствовала себя чище. Элегантней, и оттого моя гордость чуточку исцелилась. Оттого, что красота может жить и в чем-то столь скудном – полдоллара за семь ярдов.
Лайдж Маган был во дворе – они с Теннисоном запрягали телегу.
– Доброе утро, – сказал Лайдж. – Прости, я вчера свалял дурака. Свадебные колокола, надо ж такое сказануть.
– Куда ты едешь? – спросила я.
– Помогать законнику Бриско, нашему доброму другу, в час нужды.
– Возьмешь меня с собой?
– Ты вернешься вся черная, – сказал он, оглядывая мой новый наряд.
– Это не важно.
– Сбегай-ка возьми шляпу, я не хочу, чтобы у тебя сделался солнечный удар.
Шляпы у нас жили на крючках в задней комнатке. Проходя в полумраке хижины, я миновала узкую каморку Теннисона. Я знала, что он во дворе, и воровато заглянула в дверь. Там была только железная кровать, стул и небольшой столик, а также то, что Розали именовала «персоной», – три доски, сколоченные пирамидой, чтобы вешать одежду. Так что казалось – Теннисон всегда стоит у себя в комнате, даже когда его там нет. Я не спрашивала, где он взял пятьдесят долларов, чтобы купить винтовку, но, глядя на его имущество, или отсутствие такового, задалась этим вопросом. Если можно владеть ничем, то именно таково было состояние Теннисона.
Но каждый дюйм стен был покрыт его рисунками. Наши портреты – наподобие тех, что можно увидеть в конторе у шерифа, но без надписи «Разыскивается» и предложенной награды за поимку. Было очень странно видеть нас всех. Я застыла, разглядывая портреты. На почетном месте красовалась Розали.
Самые новые рисунки все были на одну тему – изображения кроликов. Почему же? Рисунков с кроликами было штук двадцать. Странно, ведь кролик – существо, годное, только чтобы его пристрелить, ведь он пожирает посевы. Кролик становится сиротой в самый миг своего рождения. Он убегает, даже не оглядываясь. Ему не нужна мама. Так говорят. Но Теннисон, похоже, был высокого мнения об этом животном. Должно быть, он ходил в поля их рисовать, потому что на одном рисунке кролик озирался, на другом – бежал стремглав, словно слуга самого дьявола. На некоторых рисунках были красные пятна, – краску Теннисон добывал из ягод. Не знаю, что должны были означать эти пятна – может, закат солнца, а может, убийство. Правду сказать, Розали чертовски вкусно готовила тушеного кролика. Она запекала его целиком, и, подняв крышку, мы видели, как кролик лежит в казане, словно человечек в гробу.
Я так засмотрелась на рисунки, что вернулась к Лайджу без шляпы, и он велел мне быстро сбегать и исправить эту оплошность.
Сердце мое было бы в трауре из-за несчастья, постигшего законника Бриско, но он находился в таком приподнятом настроении, что можно было только дивиться.
– Как же, – заявил он, – я не позволю каким-то гнусным бандитам выбить меня из седла!
Он страшно удивлялся, что Зак Петри послал своих людей поджечь его дом. Он не ожидал подобного безумия. Лишь последний дурак открыто нападает на представителей закона, а Зак Петри был отнюдь не глуп. Законник Бриско объяснял, что человека делает преступником только одно. Когда он выбирает, выбирает поступить неправильно. Знает, как правильно, и идет наперекор этому. Пожарище все еще дымилось, но законник Бриско уже вызвал плотников и каменщиков и, Бог свидетель, намеревался отстроить дом заново, как можно немедленнее, или, как он любил говорить, моментально, cito. Затем он начал цитировать римского поэта Овидия – я ее запомнила, эту цитату, потому что она висела у Бриско на стене за письменным столом, а теперь ее, несомненно, пожрал огонь. «Video meliora proboque, deteriora sequor»[4]. Если законник Бриско заговорил по-латыни, значит он настроен решительно.
Он спросил меня, не окажу ли я ему любезность и не возьмусь ли быть распорядителем на стройке. Записывать все, что нужно, устраивать, чтобы это привезли, и вести записи всех трат. Лайдж Маган заметно обрадовался – с самого пожара он беспокоился, что теперь я не буду получать жалованья, а мои заработки были важной частью наших доходов. Законник Бриско велел Джо и Виргу Сюгру перенести все спасенные пожитки в амбар и собрать там его роскошное ложе. С того места, где мы разговаривали, я видела, как Лана Джейн Сюгру работает метлой из ивовых прутьев в приглушенно-бурой тени внутри огромного амбара. Амбар – это просто огромный ящик для пыли, но Лана Джейн была полна решимости.
И вот я уже говорю с плотниками и каменщиками, и они объясняют мне, что им нужно, чтобы приступить к работе. Плотники сказали, что широкие доски и брус для полов и крыши лучше всего закупить в восточном Теннесси, в горах, где строевого леса еще много. И все это надо будет везти по дорогам и по рекам, поскольку ни один поезд на Божьем свете не увезет доски и брус такого размера. Меня поразило то, что строители рвались поговорить со мной и стояли передо мной кротко и дружелюбно, лучше и вообразить нельзя. Я поддерживала левой рукой большую конторскую книгу и писала в ней, макая перо в чернильницу, которую держал для меня мистер Выддер, штукатур. Рана моя зажила, но я все еще берегла руку, как всегда делают люди после ранения. Мистер Выддер пришел сегодня из уважения к законнику Бриско, хотя штукатурить станет можно еще очень не скоро. Мистер Выддер надеялся, что до этого дойдет дело осенью, когда будут готовы стены. Он был не очень похож на выдру – скорее на цаплю, потому что у него были круглые глаза-бусинки и длинный, словно клюв, нос.
Я только начала входить во вкус работы, как вдруг припомнила, зачем напросилась в телегу к Лайджу Магану. Я же собиралась выяснить, где живет Уинкл Кинг, и надеялась, что в городе, где-нибудь неподалеку. Я могла бы спросить у Джаса Джонски, но все-таки я его еще не настолько простила. Нет. Судя по тому, что шериф Флинн говорил про Уинкла Кинга, его можно застать в салоне Золликоффера, но мне не хотелось туда идти, особенно если он окажется пьян. Я знала, что это опасно, ведь он сообщник Зака Петри, – особенно хорошо я это чувствовала, стоя у дымящихся развалин дома Бриско. Но я должна выяснить, где может быть «спенсер» Теннисона. Винтовка была его единственным сокровищем, а я ее потеряла как последняя дура. Если Уинкл Кинг живет в поселке Зака Петри, мне придется еще подумать. Но я подозревала, что он все-таки живет в Парисе, – вряд ли он ездит всю дорогу от Вест-Сэнди-Крик каждый раз, когда ему хочется выпить, а потом пьяным садится в седло, рискуя стать добычей кугуара или медведя на обратном пути.
Я думала, что это большая тайна, но ошибалась: я спросила мистера Выддера, не знает ли он, где живет некий Уинкл Кинг, и он ответил, что знает, а как же: Кинг обитает на Блайт-стрит над лавкой, где сам мистер Выддер покупает конский волос. Мистер Выддер пояснил, что собственноручно делает дранку из сырого дерева, но будь он проклят, если станет самолично брить лошадей. Это меня удивило. Уинкл Кинг был как-то слишком хорошо известен, не по возрасту.
