Он стряхнул пепел с сигареты мимо консервной банки, специально поставленной в углу лестничной площадки, и закончил:
– Н-ну, и пральна!
Павел с третьей попытки нанизал увертливую замочную скважину на трясущийся ключ и вломился в прихожую, стукнув дверью о стену так, что с вешалки упали куртки и пальто. Он небрежно отпихнул мягкую гору ногой. Единственная в доме дорогая одежка – Мариночкина любимая шуба – висела в платяном шкафу в комнате, заботливо зачехленная для пущей сохранности от пыли и моли.
Захлопнув за собой входную дверь, Павел сбросил ботинки, прошел через темную гостиную с плотно зашторенным окном в спальню, где тоже было сумрачно, и не раздеваясь рухнул на кровать. Перед глазами у него оказалась льдисто поблескивающая полированная тумба трюмо, а на ней – белоснежная фарфоровая пятерня с растопыренными, как рожки, изящными пальчиками. На них посверкивали цветными камешками разнообразные колечки, среди которых не было только одного – обручального.
Павел прищурился, и фарфоровая рука заволновалась, как живой морской коралл. Он тряхнул головой – белая пятерня вновь застыла в неподвижности, пробормотал «Вот дерьмо!» и устало закрыл глаза.
Из искрящейся темноты во множестве образовались снежинки. Они стирали линии с окоченевшей ладони и забивались в рукав красного пальто.
Павел беспокойно заворочался. Потревоженные снежинки воспарили, алый ворс пальтовой ткани с еле слышным треском, какой издает застежка-липучка, отделился от колючего наста и размазанной огненной полосой пошел вверх.
Павел застонал, услышав тот самый звук.
Под монотонное и мучительно печальное нечеловеческое пение его воображение перемотало видеозапись к началу, и во сне он увидел, как падает с крыши женщина в красном.
Она уже почти отделилась от горизонтали карниза, когда вытянутая рука мужчины в черном, стремительно съехавшего по скату вниз головой, крепко ухватилась за хлястик красного пальто.
В тот же миг пронзительный звук пресекся.
Павел мотнул головой. Мужчину в черном отнесло обратно на гребень крыши, а женщина в красном снова стала падать.
Она пролетела не больше метра, когда широкое крыло ворсистой ткани с треском нанизалось на невидимый снизу штырь, одним разом прервав и катастрофическое падение, и тот самый звук.
– Не-е-ет, – пробормотал Павел.
Даже в пьяной дреме он помнил, что падение было и закончилось трагически, но сон упорно подсовывал ему сценарии со счастливым концом.
Женщина в красном повисала в воздухе, зацепившись за рельсу в основании большого кондиционера на восьмом этаже…
Запутавшись в многорядных, как шоссе, бельевых веревках нелегально пристроенного балкона на шестом…
Упав на раскидистые ветви дерева, дотянувшегося до четвертого этажа…
В последнем из привидевшихся Павлу вариантов она и вовсе пробивала своим телом брезентовый тент армейского грузовика, который на самом деле был припаркован в десятке метров от места ее реального падения!
Теоретически любой из этих сценариев мог воплотиться. Достаточно было резкого порыва ветра, чтобы шире распахнуть полы пальто или качнуть в сторону ветку. Счастливый случай мог принять облик глуховатой бабки, расправившей на балконе съехавшиеся веревки, чтобы развесить на них свежевыстиранное белье, или недалекого водителя, припарковавшегося на склоне и забывшего поставить машину на «ручник».
И, хотя в реальности ни один из этих затейливых и нелепых сюжетов не воплотился, мучительное сновидение оставило в подсознании Павла четкий след.
Погружаясь в беспамятство, он еще видел фарфоровую руку в рубиновых каплях, а потом и она исчезла, без следа растворившись в метели.
Белые кристаллы просыпались в черноту, закружились и растаяли. Дворничиха Таня вынула из чая ложечку и подвинула кружку к дяде Саше:
– А вот мы сейчас еще чайку, да и по домам!
Мужчина в черной куртке обхватил ладонями горячую чашку. Его руки уже не дрожали, и голос стал безжизненно ровным:
– Мы по домам, а она в морге лежит…
– Ну, дядь Саш! – Таня строго постучала ложкой по опустевшему чайнику – получилось звонко. – Хватит уже вам убиваться! Вы же не виноваты. Вы же даже помочь хотели!
– Танечка…
В мужском голосе не было ни тепла, ни чувства.
– Я не просто ХОТЕЛ промочь. Я МОГ помочь. Если бы я не струсил, не упустил возможность…
– Да ладно вам, дядь Саш! Я вот тоже не все, что нужно сделала. Лед с крыльца не сколола, и дорожки песком не посыпала.
Мужчина в черном поднял глаза – пустые, как две дырочки в картонной маске. Таня не выдержала его взгляд и потупилась, зачем-то заглянув в чайную чашку.
В темной жиже масляным пятном плескалось отражение голой электрической лампочки.
Желтое пятно собралось в тугой кружок, пославший в приоткрытый глаз Павла острый блик. Он снова зажмурился и протестующе замычал.
– О! Живой! – обрадовался сочный мужской голос.
Павел осторожно открыл глаза, и желтый кружок, оказавшийся латунной пуговицей, пошел вверх, как восходящее солнце. Человек, нависавший над Павлом, распрямился и пробормотал:
– Ну, и слава богу!
Голос у него был ломкий, юношеский.
– Вы кто такие? – неприязненно пробурчал Павел, сообразив, что незваных гостей у него не меньше двух.
– Не поверишь, чувак, мы менты! – весело сообщил сочный баритон.
– Серьезно? – Павел удивился, но не сильно.
Он сел в постели, спустил ноги на пол, потер виски и искоса посмотрел на парнишку с ломким голосом.
– Оперативный отдел Чернореченского УВД, – подтвердил тот.
– Не мой район, – машинально заметил Павел.
– Так точно, не ваш, – стажер Воробьев с укором оглянулся на своего смешливого товарища и строго кашлянул. – Мы, собственно, тут, можно сказать, случайно оказались…
– Ага! Шли мимо, видим – дверь приоткрыта! – по-прежнему радостно подхватил Витя. – Позвонили, постучали – нет ответа. Заглянули – а в прихожей следы борьбы, вещи по полу разбросаны…
– Это я вешалку уронил, – вспомнил Павел.
– Вошли – а в постели тело неподвижное лежит! – не притормозил с увлекательным рассказом Витя.
– Тело – это вы, – зачем-то пояснил стажер Воробьев.
– Я не тело! – не согласился Павел и в подтверждение своей жизнеспособности встал на ноги.
– Вы гражданин Никитин Павел Петрович, так? – не стал спорить Витя. – Одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, русский, проживающий по данному адресу?
– Ну? – гражданин Никитин нахмурил и без того тяжелые брови. – Говорите, мимо шли? Что, и в паспорт мимоходом заглянули? А еще куда?
