«Я бы никогда ее не отпустил».
Я по-прежнему люблю Марли и никогда не смогу избавиться от этого чувства. Так что, скажите на милость, мне делать?
Ночью, открыв глаза, я сразу понимаю, что сплю. Джорджия тычется мне в лицо маленькой мордочкой, покрывая мои щеки влажными «поцелуями».
Грустно улыбаюсь и глажу собачку. Может, это и сон, но от яви он мало чем отличается. И мне всё равно, потому что именно здесь я хочу быть.
Лучше я буду вечно жить во сне, чем останусь в реальном мире один, без Марли.
Оглядываю комнату.
Желтый цвет.
Повсюду.
Постельное покрывало, подушка, абажуры, даже потолочные светильники. Стены покрыты такими же желтыми розами сорта «дорис дэй», что растут в больничном дворе.
Потом я вижу ее.
Марли.
Она стоит у края кровати, одетая в длинное желтое платье, ее каштановые волосы свободно рассыпались по плечам. Смотрю на нее: впервые в моем сне ее лицо отчетливо видно, как будто мой разум смог вместить Марли лишь после того, как я перестал разыскивать ее повсюду. Вижу ее веснушки, зеленые пятнышки в радужках глаз, ярко-розовые губы. Уголки губ опущены. Я уже успел забыть, как она прекрасна. Как я мог забыть?
Протягиваю к ней руки, и она бросается в мои объятия.
Знаю, это происходит во сне, но чувствую, как ее тело прижимается к моему, мягкое и теплое.
– Я не могу тебя отпустить, – шепчу я ей на ухо, вдыхая исходящий от ее волос аромат жасмина. Нет, это не жасмин, а запах жимолости со двора.
Марли печально глядит на меня. Во всех своих предыдущих снах я хотел задать ей множество вопросов, но теперь все они потеряли смысл. Мне просто хочется обнимать ее так долго, как только возможно.
Я не вижу, как движутся ее губы, но слышу ее шепот, эхом отражающийся от желтых стен.
– Теперь он проснулся. Он прожил две разные жизни. Одну с ней…
Дверь желтой комнаты со скрипом открывается, и в дверном проеме я вижу сцену, произошедшую не далее как сегодня днем: Кимберли, Сэм и я смеемся, едим конфеты «Эм энд Эмс» и жевательный мармелад в виде разноцветных рыбок, которые Ким купила в магазинчике подарков на первом этаже больницы.
– …и одну с ними, – продолжает Марли.
Смотрю на самого себя, и вдруг тот, второй я, замирает, оборачивается и смотрит прямо мне в глаза, открывает рот и говорит голосом Марли:
– Не покидай меня.
Никогда.
Крепче прижимаю ее к груди, держу в объятиях, а с потолка начинает капать дождь, заливая желтые абажуры, и обои с желтыми розами постепенно отклеиваются от стен. Сухими остаемся только мы с Марли и кровать, на которой мы лежим.
Потоки воды быстро подбираются к нам, грозя затопить всё вокруг. Стараюсь держать глаза открытыми, остаться рядом с Марли еще хоть на пару минут, но в конце концов мой мозг берет управление в свои руки, и я просыпаюсь в настоящей больничной палате. Глубокая ночь, в моих объятиях никого нет. Я один.
За окном громко плещется вода, и я вздрагиваю.
Звук прекращается, а через пару секунд снова раздается шум падающих капель. Пауза – и снова шум капель, опять и опять.
Разбрызгиватели на газоне во дворе.
Перекатываюсь на бок, быстро отворачиваюсь от окна; нога болит просто нестерпимо. Расстроенный, я снова перекатываюсь на спину, но никак не могу поудобнее пристроить ногу, больничный матрас твердый как камень.
Поворачиваю голову и смотрю в окно: на стекло опять прилетают капли воды из разбрызгивателей. Замечаю маленькую улитку, медленно ползущую по стеклу: бедолага с трудом продвигается вперед.
Мне хочется сказать ей, чтобы просто посидела на месте. Какой смысл бороться? Внезапно из темноты за окном возникают два пальца, отрывают улитку от стекла и исчезают так же быстро, как появились.
Что это было?
Приглядываюсь внимательнее и замечаю, что снаружи кто-то есть. Сползаю с кровати, хватаю костыли и ковыляю к окну. Во дворе ходит по газону какая-то девушка в темной одежде, то и дело нагибается, собирает улиток и уносит подальше от разбрызгивателей.
Грустно улыбаюсь, наблюдаю, как незнакомка оглядывается, высматривает очередную улитку, осторожно отрывает от скамьи и несет под деревья.
Вот девушка поворачивается, свет уличного фонаря падает на ее лицо, и я каменею.
Марли.
Пульс у меня ускоряется раза в три, внутри всё переворачивается. Крепко зажмуриваюсь, пытаясь проснуться, вытащить себя из этого жестокого сна во сне. Когда я открываю глаза, девушка всё еще во дворе.
Это явь.
Не успев толком подумать, что делаю, я выскакиваю из палаты и лечу по коридору. Мне уже почти удалось добраться до двери, как вдруг дорогу мне преграждает медсестра.
– И куда это вы собрались на этот раз? – интересуется она, скрестив руки на груди. – Твердо решили повторно сломать ногу? Хватит с вас ночных прогулок.
Пытаюсь ее обойти, отчаянно ковыляю вправо, влево, но медсестра двигается намного быстрее хромого парня на костылях.
– Проклятье… – разочарованно бормочу я.
Мне нужно попасть во двор, нужно добраться до Марли, пока я снова ее не потерял. Она здесь. Нет ни тумана, ни странных несовпадений с реальностью.
– Да что вы говорите? – фыркает медсестра и выдергивает у меня из-под мышки костыль.
Шатаюсь, хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и понимаю, что дальше уже не уйду.
– Ну что, до скорого, – говорит какая-то медсестра в синем медицинском костюме другим дамам, сидящим на посту за стойкой. Она не видит моего противостояния с ее напарницей, проходит мимо нас. – Меня до конца недели отправляют в кардиологию.
Краем глаза замечаю проходящую мимо медсестру и столбенею при виде ее глаз, длинных каштановых волос, морщинки на лбу. Это ее лицо я видел, очнувшись после аварии, это ее голос звал доктора Бенефилд.
Черты лица в точности как у Марли, только эта женщина старше. Длинные каштановые волосы, розовые губы-лепестки, добрые карие глаза, только у медсестры морщинки вокруг глаз.
Смотрю, как она проходит в двойные двери, а потом…
Вспоминаю.
Именно эта медсестра проверяла мои жизненные показатели в ночь, когда я сбежал из больницы, именно она везла меня на первую физиотерапию.
Я так увлекся поисками Марли, что совершенно не обращал внимания на происходящее вокруг.
– Вот черт, – говорю я вслух.
Преграждающая мне путь медсестра прожигает меня гневным взглядом.
Виновато улыбаюсь, и она возвращает мне костыль, а потом ведет меня обратно в палату. Я тороплюсь к окну и успеваю как раз вовремя: женщина в синем медицинском костюме зовет Марли и уводит со двора. Это мать Марли, иначе и быть не может.
