Тру глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд. Есть в этой девушке что-то… знакомое. Она учится в старшей школе Эмброуз? Не думаю. Я знал почти всех учившихся там ребят и непременно ее запомнил бы.
– Привет, – говорю я, протягивая руку.
Определенно, такого неловкого жеста мир еще не видел.
Девушка оглядывается через плечо, словно ожидает увидеть там того, к кому я обращаюсь.
– Я тебя знаю? – спрашиваю я, когда она снова поворачивается ко мне.
Я всё пытаюсь вспомнить, где видел ее лицо, мой мозг мечется между спортивными лагерями, футбольными матчами и школьными коридорами. Она отрицательно качает головой, и, хотя я мог бы поклясться, что уже видел ее раньше, решаю не настаивать. – Ты что-то сказала? Только что?
Девушка молчит, словно колеблясь, в ее больших глазах читается любопытство – а может, удивление или смущение от того, что я примерно полторы минуты не мог открыть крышку пузырька.
– Не думала… что ты меня услышишь, – говорит она.
Делаю шаг вперед и замечаю россыпь веснушек у нее на носу.
– Я услышал, как кто-то разговаривает. Это была ты?
Незнакомка глядит на меня настороженно, словно не уверена, отвечать или нет.
Пристально смотрит мне в глаза.
Мне следовало бы повернуться обратно к могиле Ким, ведь я здесь только ради нее, но вместо этого с моих губ слетает вопрос:
– «Давным-давно», верно?
Девушка, не отрываясь, смотрит мне в глаза, эти слова повисают между нами.
Она заправляет прядь волос за ухо, ее щеки розовеют.
– Я… рассказываю истории, – произносит она и слегка касается одного розового цветка.
– Истории? Вроде… сказок?
– Да, – отвечает она и едва заметно улыбается. – Именно так. Что-то вроде сказок.
– Это круто, – говорю я, останавливаясь перед ней.
Нас разделяют розовые цветы. Девушка обута в желтые кеды и мыском ноги вычерчивает на земле перед собой полукруг. Больше она ничего не говорит, поэтому снова заговариваю я.
– Как тебя зовут?
Однако она спрашивает одновременно со мной:
– У тебя болит голова?
Моя голова? Я касаюсь шрама на лбу. А мне казалось, что под отросшей челкой его не видно.
Провожу по шраму кончиком пальца. Боль еще пульсирует в висках, но уже не такая сильная, как раньше.
– Как ты?…
– Марли, – говорит она, и снова наши фразы звучат одновременно. – Меня зовут Марли.
Марли. Это имя мне не знакомо, но ее лицо я определенно видел прежде.
– А я Кайл, – говорю я, радуясь, что наши реплики перестали накладываться друг на друга. – Кайл Лафферти.
Марли кивает и несколько секунд изучающе рассматривает мое лицо, потом говорит:
– Еда помогает. В борьбе с головными болями. – Я неосознанно смотрю на ее губы. Розовые, красиво очерченные, уголки чуть приподняты – они похожи на два лепестка. – Может, тебе поесть? Уже время обеда, – продолжает она.
Резкая боль пронзает мой висок, но проходит прежде, чем я успеваю его коснуться.
– Хочешь… пообедать? – спрашивает Марли.
– О, – тяну я, наконец уловив суть ее вопроса. У меня внутри всё холодеет. Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, я пришел ради Ким. Качаю головой и делаю движение, чтобы отвернуться от Марли. – Нет. М-м-м, я лучше пойду.
– Но ведь ты голоден, – замечает она.
Я уже открываю рот, чтобы возразить, но тут, как по заказу, мой желудок громко, протяжно урчит. Марли прячет улыбку. С трудом сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться в ответ, хотя ситуация действительно забавная. Для меня сейчас засмеяться – всё равно что свободно заговорить по-китайски. Но ощущения… приятные.
Марли права. Я действительно голоден, но… если я отправлюсь обедать с ней, то уйду, так и не поговорив с Ким.
Пусть я понятия не имею, что говорить, но будет неправильно вот так взять и переключиться на другие занятия.
Раз уж я сейчас не могу поговорить с Кимберли, вероятно, мне следует пойти домой.
– Спасибо, но я правда не могу, – говорю я. Прихрамывая, прохожу по дорожке мимо девушки и направляюсь к воротам.
– Ой. Ты уходишь, – бормочет она.
Что-то в ее голосе заставляет меня остановиться и обернуться.
Я вполне готов пуститься в дальний обратный путь к дому, но Марли заправляет прядь волос за ухо, в ее карих глазах мелькает надежда.
«Шагай дальше».
Хочу уйти, но не могу сдвинуться с места, ноги отказываются подчиняться голосу разума.
Марли делает шаг ко мне, но потом, видя, что я ничего не говорю, сует руки в карманы и отводит взгляд.
Может, ей одиноко? Кладбище – не то место, где люди обычно проводят время в середине дня.
Полагаю, можно немного задержаться. Последние три месяца я общался только с мамой. Иногда еще с Сэмом, но в основном с мамой. Пожалуй, это не вполне нормальное поведение для восемнадцатилетнего парня, но я больше не знаю, что значит быть нормальным.
Я снова смотрю на девушку. Ну в самом деле, это же просто обед. Всё равно я собирался пойти домой и съесть миску овсяных хлопьев или что-то в этом роде.
Марли едва заметно мне улыбается, как будто читает мои мысли.
– Итак… – произносит она.
– Давай пойдем, пообедаем? – предлагаю я.
Она улыбается так ослепительно, что меркнет солнце, глаза сияют ярче, карие радужки начинают отливать зеленью.
Очень заразительная улыбка. Я вдруг ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь: моя первая искренняя улыбка за несколько месяцев. Приятно для разнообразия порадовать кого-то.
– С большим удовольствием, – отвечает Марли.
Мы вдвоем идем к кованым воротам. Я колеблюсь, обернувшись, смотрю на могилу Кимберли. Не знаю, чего я ждал, но определенно не этого. Мысленно обещаю Ким, что вернусь, что в следующий раз подберу нужные слова, но ее голоса в ответ не слышу.
Глава 9
Несколько минут спустя я останавливаюсь как вкопанный, поняв, где мы оказались.
Здесь? Это шутка? Из всех мест, в которые я мог бы нас привести, ноги сами собой принесли меня именно сюда, и вот уже извилистая дорожка парка выводит нас к…
– О, я так люблю этот пруд, – говорит Марли.
Я искоса смотрю на нее.
– Ты уже здесь бывала?
Она кивает, и у меня в голове встает на место последний кусочек пазла. Может, она поэтому кажется мне знакомой? Наверное, я видел ее, когда приезжал сюда с Сэмом и Кимберли.
