– Ну, так скажи, о чем я думаю.
– Уверен, что хочешь, чтобы я матерился, находясь так близко
к твоей сестре?
Когда раздался смешок, Бутч посмотрел на профиль Ви. Татуировка
вокруг глаза парня выглядела особенно зловещей, учитывая ауру контроля,
окружавшую Вишеса, словно облако ядерной зимы.
– Ви, ты не хочешь, чтобы я высказывал свои мысли вслух, –
тихо сказал он.
– Давай. Выкладывай.
Значит, Ви нужно выговориться, но, как обычно, скрытная
натура не позволяла сказать об этом напрямую. Мужчина никогда не
распространялся о личном, но сейчас, по крайней мере, в этом отношении дело
обстояло не столь плачевно. Раньше? Он бы вообще не открыл дверь.
– Она попросила тебя позаботиться о ней, если ничего не
выйдет, так ведь, – сказал Бутч, озвучив то, чего боялся больше всего. – И речь
не о том, чтобы вовремя дать обезболивающее.
Ответом Ви послужил выдох, длившийся оооооооколо пятнадцати
минут, показавшихся вечностью.
– Что будешь делать? – спросил Бутч, хотя заранее знал
ответ.
– Я не стану колебаться. – «Даже если это меня убьет»
осталось невысказанным.
Чертова жизнь. Иногда ситуации, в которые она ставит людей, бывают
жестокими вне всяких мер.
Бутч закрыл глаза и откинул голову на стену. Для вампиров
семья – это все. Твой супруг, братья, с которыми ты сражаешься, твоя кровь…
значат целый мир.
И согласно этой теории, раз страдал Ви, страдал и Бутч. И
Джейн. И остальные члены Братства.
– Надеюсь, до этого не дойдет. – Бутч взглянул на закрытую
дверь. – Док Джейн найдет парня. Она упертая…
– Знаешь, что осенило меня минут десять назад?
– Что?
– Даже если бы за окном не сиял солнечный свет, она бы все
равно захотела пойти за ним одна.
Донесся связующий запах мужчины, и Бутч подумал, «Что ж,
м-да. Джейн с хирургом годами были близки, поэтому если того придется убеждать,
шансов на успех будет больше, если она пойдет одна… подразумевая, что ей
удастся миновать все это «восстание из мертвых». К тому же Ви был вампиром. Эй.
Разве кому-то нужен еще один слой дерьма?
И на этой ноте, учитывая все происходящее, было бы здорово,
если бы хирург оказался ростом пять футов, с косоглазием и шерстью на спине.
Уродство их единственный союзник, если связанный мужчина в Ви все больше давал
о себе знать.
– Без обид, – пробормотал Бутч, – но разве можно ее винить?
– Это моя близняшка. – Парень прошелся рукой по своим черным
волосам. – Черт побери, Бутч… моя сестра.
Бутч из первоисточника знал, что значит потерять сестру,
поэтому, да, он понимал мужчину. И, блин, он ни за что не оставит брата. Они с
Джейн были единственными, у кого есть шанс придержать Вишеса, когда он
становится таким. А Джейн будет занята тем хирургом и своим пациентом…
Звук мобильника Ви заставил их обоих подпрыгнуть, но Брат
быстро пришел в себя и поднес телефон к уху прежде, чем тот прозвенел еще раз.
– Да? Нашла? Слава... богу... да. Да. Встречу тебя на
парковке. Ладно. – Наступила небольшая пауза, и Ви обернулся, будто хотел
остаться один.
Отчаянно желая раствориться в воздухе, Бутч опустил взгляд
на свои мокасины от Диор. Брат никогда не выражал чувства на людях и не
обсуждал личные дела с Джейн, если присутствовала публика. Но поскольку Бутч
был полукровкой, он не мог дематериализоваться, да и куда ему бежать?
Прошептав «пока», Ви крепко затянулся и пробормотал на
выдохе:
– Можешь прекратить делать вид, будто тебя нет рядом.
– Какое облегчение. Я в этом полный отстой.
– Не твоя вина, что ты занимаешь много места.
– Так она нашла его? – Когда Вишес кивнул, Бутч стал
смертельно серьезен. – Пообещай мне кое-что.
– Что.
– Ты не убьешь того хирурга. – Бутч точно знал, на что
похоже торчать во внешнем мире, а потом свалиться в эту вампирскую кроличью
нору. В его случае все обошлось, но с Манелло? – Это не вина парня, и не его
проблема.
Ви выкинул окурок в мусорное ведро и оглянулся, его
бриллиантовые глаза были холодны, как арктическая ночь.
– Посмотрим, как все пойдет, коп.
И на этих словах он развернулся и зашел туда, где лежала его
сестра.
Что ж, по крайней мере, сукин сын был честен, выругавшись,
подумал Бутч.
***
Мэнни Манелло не любил посторонних за рулем своего Порше.
Вообще-то, за исключением механика, он никому это не позволял.
Однако сегодня за рулем сидела Джейн Уиткоум: во-первых, она
умела водить, не губя при этом его коробку передач, во-вторых, она заявила, что
либо так, либо вовсе никакого свидания, ну, и, в-третьих, он все еще не мог
отойти от того, что человек, которого он похоронил, заявился со словами
«привет, как дела?».
Поэтому вести тяжелый механизм на скорости семьдесят миль в
час могло оказаться не такой уж хорошей идеей.
Мэнни не мог поверить, что сидит рядом с ней в своей машине,
направляясь на север.
Но, тем не менее, он согласился ей помочь. Не смог устоять
перед женщиной в беде… а также он был хирургом, подсевшим на операции.
М-да.
Так много вопросов. Немалая их доля его раздражала. Да,
конечно, он надеялся оказаться там, где царит мир, свет, счастье и вся эта
сентиментальная брехня, но не особо в это верил. Какая ирония… Как часто он по
ночам пялился в потолок, уютно устроившись в своей постельке с бокалом
«Лагавулина», молясь, чтобы бывший главврач травматологии вернулась к нему?
Мэнни взглянул на ее профиль. В свете приборной панели ее
лицо все еще сияло умом. И силой.
Она все еще была в его вкусе.
Но этому уже не бывать. Все эти «обманули дурака на четыре
кулака» по поводу ее смерти… а теперь на безымянном пальце ее левой руки
сверкало серое с красноватым отливом кольцо.
– Ты замуж вышла, – сказал он.
Она не посмотрела на него и просто продолжала вести машину.
– Да, вышла.
Надоедливая головная боль, начавшаяся с того самого момента,
как Джейн восстала из мертвых, тотчас же стала почти невыносимой, и неясные
воспоминания, похороненные на задворках сознания, мучили его, заставляя желать,
чтобы они всплыли на поверхность.
Ему пришлось оборвать эти когнитивные поисково-спасательные
работы прежде, чем аневризма лопнет от напряжения. Кроме того, Мэнни все равно
ничего не мог с этим поделать – несмотря на все прилагаемые усилия, он не мог
добраться до того, что, как ему казалось, хранилось в тайнике, и у него
возникло предчувствие, что если он продолжит в том же духе, то нанесет себе непоправимый
вред.
