Потом за мной пришел давешний сержант и снова повел бесконечными коридорами. На полпути я понял, что ведут меня к Жженому. Впервые перед встречей с Жженым я испытывал облегчение. На этот раз мои прегрешения выглядели смехотворно.
Ну связался со Шрухтом. Нехорошо, конечно. Повод пожурить по-отечески. Объявить выговор и занести в учетную книжку главы Интербригады.
Жженый смотрел исподлобья. Ни малейших эмоций.
– Я знаю, зачем вы встречались со Шрухтом. Можете ничего не рассказывать, меня это мало интересует.
– А что вас интересует?
Жженый ухмыльнулся:
– Меня? Ничего. Зис из зе энд, май бьютифул френд, как вы говорите.
Никогда я так не говорил, но это неважно. Важно, что я рано расслабился. Важно, что я, похоже, расслабился в самый ответственный момент.
– Вы говорите, как хотите, а я скажу по-своему, – продолжал Жженый. – Я скажу так: сколько веревочке ни виться, конец все равно отыщется. Все. Конец.
– В каком смысле?
– Погуляли на поводке и хватит. Вы мне больше не нужны. То есть не нужны в прежнем качестве.
Я слегка потряс головой, показывая, что ничего не понимаю.
– С сегодняшнего дня Интербригада распущена.
– Из-за того, что я имел деловые отношения со Шрухтом? Но, Петр Пафнутьевич, накажите меня, зачем подставлять под удар всю организацию. Тем более сейчас, когда кругом атмосфера такой ненависти, что дышать трудно.
Благородство, которое так и перло из меня, не встретило понимания. Жженый расхохотался. Губами, правой щекой и левым глазом.
– Неужели вы думаете, что из-за вас я закрыл бы нужный мне проект? Вы слишком самонадеянны, друг мой. Интербригада мне больше не нужна. Концепция изменилась, – Жженый многозначительно посмотрел на потолок, – акценты сместились, мавр сделал свое дело.
– Мавр может уходить?
– Может. Но ненадолго. Нерешенным остался один маленький вопрос. Помните Ашота?
Озноб пробежал у меня по спине.
– Довольно, поиграли в закрытую, пора раскрывать карты, – сказал Жженый. Подождал несколько секунд, словно ожидая ответа, и выпалил: – Это ведь вы его убили.
– Это не я убил.
– Нет, это вы. Вы, и больше некому, – строго и убежденно сказал Жженый. – Вы славно потрудились, пора уже к нам, на покой.
– Прямо сейчас? – позорно промямлил я.
– Можете погулять еще пару деньков. Но не больше. Вам не кажется, что вы загулялись? Я бы даже сказал, заблудились.
Заблудился? Точнее не скажешь.
Жженый продолжал:
– Пришли бы ко мне сразу, признались, рассказали, что к чему. Что бы вам было за этого Ашота? Статья сто девятая. Причинение смерти по неосторожности. Учитывая чистосердечное признание, ограничение свободы до трех лет. Заметьте, ограничение, а не лишение. Свобода, мил-человек, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей, с нею не могут сравниться никакие сокровища, так что, уверяю вас, ограничение свободы гораздо предпочтительней лишения.
Я кивнул.
– Поздно кивать. Вы после убийства столько всего наворотили, что я, мил-человек, кем захочу, тем вас и представлю. Не складывается у меня что-то с преступной группой Мясника. Не тянет Мясник на организатора. Да и Шрухт, честно говоря, не годится. Не того, знаете ли, уровня люди, не с тем полетом фантазии. Совсем другое дело – вы, человек образованный, современный, с идеями, так сказать, человек. Такого человека и выдвинуть не зазорно.
Я задыхался от бешенства.
– Вы же знаете, что это неправда.
– Правда, мил-человек, только начальству ведома. А начальство знает, что Интербригада получала финансирование из-за рубежа.
– Интербригада получала финансирование от вас.
– А вот это начальству неведомо. А значит, и мне неведомо. Интербригаду велено закрыть. А я, мил-человек, не просто ее закрою, я ее с таким шумом прихлопну, что в столице услышат. Вся страна узнает, что за люди возглавляют подобного рода организации. Антигосударственные, прямо скажем, организации.
– Никакая концепция не изменилась, – с ненавистью прошипел я. – Вы с самого начала все знали, но… как вы говорите… водили на веревочке… использовали…
– Что ж с того, что использовал? – улыбнулся Жженый. – Не скрою, я играл в свои игры. Но вас-то в эти игры никто играть не заставлял. Не спорьте, никто вас не заставлял. Вы сами, по своей воле, приняли участие в моих, скажем так, комбинациях.
– Все, что случилось после убийства Ашота, это ваши комбинации?
Жженый изобразил на лице неопределенную гримасу:
– Это вам знать ни к чему.
Я молчал. Жженый тоже молчал и сверлил меня взглядом. Наконец он сказал:
– Идите. В ближайшее время жду вас к себе. Приходите, так сказать, для официального признания. А я тем временем подумаю, стоит ли ваше официальное признание официально оформлять. Может, вы мне еще на что сгодитесь.
Я встал.
– Да, на всякий случай, – сказал Жженый, – не покидайте пределы города до нашей следующей встречи.
VI
Я шел по улице, скользя по прохожим невидящим взглядом. Вилась веревочка, и хорошо вилась, да вдруг раз – и оборвалась. Был себе обычный коммивояжер, а превратился в гнусное насекомое.
Мыслей не было. Ничего не было. Пустота. Впрочем, дома ждала Настя.
Настя посмотрела на меня как-то странно. Как будто извинялась. Бывало, она по-разному смотрела на меня, но извиняющимся взглядом – никогда.
– Я приготовила ужин, – сказала Настя.
Ужин? Зачем ужин? Она никогда не готовила ужин. Она и завтрак-то почти никогда не готовила, не то что ужин.
Надо было что-то говорить.
– Интербригады больше не существует, – сказал я.
– Я знаю.
– Хорошо, что знаешь.
Вдруг в голове что-то разорвалось:
– Откуда ты знаешь?
– Меня предупредил Громбов. Мы с ним открываем новый проект.
– Вы с ним?
Настя села на диван и указала мне на кресло:
– Сядь и послушай. У нас с ним любовь. Я ухожу. К нему.
К Громбову? Настя? Настя и Громбов! Так не бывает. Этого не может быть. Хотя… почему не может? Очень даже может. Ровным счетом ничему это не противоречит.
– Чем он тебя, – я криво усмехнулся, – …пленил?
– Он надежный.
Надежный. С этим не поспоришь. А я, значит… это приговор… второй за сегодняшний день.
– Жженый знает про Ашота.
