По заданию мудрецов Гурлянд внушает Плеве мысль о необходимости войны с Японией. Доверчивый Плеве попадается на удочку, полагая, что маленькая победоносная война решит внутренние проблемы.
Плеве и Сергей Александрович убиты. При посредничестве Гурлянда Парламентская ассамблея сионских мудрецов помогает Витте заключить с Японией мир, выторговав для себя пол-Сахалина и Курилы. Однако мудрецы требуют ввести в России конституцию. Витте пробивает Манифест 17 октября.
Илья Яковлевич готовится занять губернаторское кресло – ведь именно ради него он устроил революцию 1905 года. Неожиданно Витте узнает, что поход рабочих к Зимнему 9 января также был организован Гурляндом с целью сокращения популяции русского народа.
Каково? В самый раз. Вымысел не есть обман, замысел еще не точка, дайте дописать роман до последнего листочка.
Витте отказывается назначить Илью Яковлевича губернатором. Гурлянд свергает Витте, сделав ставку на молодого министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина.
Он становится доверенным лицом Столыпина и главным редактором правительственного официоза – газеты «Россия». С этим, кстати говоря, не поспоришь. Как и с тем, что Гурлянд сочинял пропагандистские брошюры под псевдонимом Н. П. Васильев.
Убого, надо признать, вело правительство PR-кампанию в переломный для страны исторический момент. С одной «Россией» не разгуляешься. А где «Россия-2»? Где «Россия-24»? Где, наконец, Russia today?
Решив, что пора добавить в роман еще немного правды, я сходил в библиотеку и прочитал «Правду о кадетах» – сочинение Гурлянда. А заодно уж и «Кто такие трудовики?». Всегда меня настораживали эти русские лейбористы.
Надо признать, Илья Яковлевич знал свое дело. По косточкам разобрал анатомию тогдашнего протеста, не хуже нынешних энтэвэшников. Один проворовался, другой за деньги профессором стал, а жилетка кадета Набокова стоила дороже гардероба всей трудовой депутатской группы. Интересно, какие часы были у Набокова? Эх, что же вы, Илья Яковлевич, не поинтересовались-то?
Грамотно сработал Гурлянд, только с антисемитизмом малость переборщил. Куда ни глянь, всюду евреи да еврейки, что, «затаившись, живут между русскими» и ненавидят русский народ, считая его «тупым, глупым и бездарным».
Бедный Илья Яковлевич. Каково было ему, сыну казенного раввина, такое пописывать? А ведь талантливый был человек, его рассказики Чехов хвалил. Трудно жилось пиарщикам при царском режиме. Да и сейчас, по правде сказать, нелегко.
Итак, Гурлянд растет, богатеет, получает генеральский чин действительного статского советника. Но мысль стать губернатором его не отпускает, гложет, лишает покоя, отдыха и сна.
Столыпин, связавшийся с партией русских националистов, отказывает. Гурлянд восстанавливает свои полицейско-революционные связи, и выстрел Богрова прерывает жизненный путь очередного министра, вставшего на пути Ильи Яковлевича к губернаторскому креслу.
Отчаявшись получить должность от начальства, Гурлянд знакомится с личным секретарем Григория Распутина Ароном Симановичем. К счастью, воспоминания Симановича «Распутин и евреи» нашлись в интернете, так что тащиться в библиотеку не пришлось.
Нашелся в воспоминаниях и Гурлянд, который, оказывается, был «фактическим застрельщиком процесса Бейлиса». Нельзя упускать столь жареный фактик, к тому же основанный на воспоминаниях очевидца, хотя вообще-то Симанович в своей книжке врет не меньше моего.
Пришлось приписать главку, как Илья Яковлевич по заданию Парламентской ассамблеи сионских мудрецов устраивает дело Бейлиса, чтобы дискредитировать Россию в глазах мирового сообщества.
Других упоминаний о Гурлянде не встретилось, что, разумеется, не помешало мне подружить его с Симановичем. В начале 1916 года Гурлянд и Симанович решают сместить премьер-министра Горемыкина. Он, понятное дело, проштрафился тем, что не хотел назначить Илью Яковлевича губернатором.
Гурлянд вспоминает про Бориса Владимировича Штюрмера, своего давнего благодетеля, которому писал речи, когда тот служил ярославским губернатором. Гурлянд рекомендует Штюрмера Симановичу, тот – Распутину, а Распутин – царю.
Штюрмер был немецким шпионом. На самом деле, конечно, не был, но если уж Милюков обвинял его то ли в глупости, то ли в измене, то мне сам Бог велел.
Связь с немцами новый премьер держал через Гурлянда, который стремился заключить сепаратный мир, поскольку во время войны работать губернатором хлопотно и невыгодно.
Распутин называл премьер-министра старикашкой на веревочке. Очень хорошо, только у нас будет дергать не Распутин, а Гурлянд. Естественно, одной веревочки для двоих мало, поэтому Григория Ефимовича Гурлянд отправил в мир иной вслед за Столыпиным и Плеве.
Налаженные для Штюрмера связи с немцами, конечно, помогли Илье Яковлевичу в 17-м, когда он привел к власти большевиков, коллег по работе в германском генштабе.
Увы, если верить фактам, в том же 17 году Илья Яковлевич Гурлянд отошел от политической деятельности и уехал в Париж, где через четыре года умер.
Рановато ему умирать, мне еще пару авторских листов дописать надо. Конечно же, смерть была обычной инсценировкой. Гурлянд вернулся в Советскую Россию и служил в ОГПУ. Раскулачивал, расказачивал, уничтожал священнослужителей. В 38-м расстрелян вместе с Ягодой, Аграновым и Заковским. В принципе, Илья Яковлевич мог бы пожить и подольше, но нужное количество страниц я уже изготовил.
Я поставил точку. История России начала XX века, полная загадок и неувязок, получила логическое объяснение и обрела смысл. Тайные пружины вскрыты, истинный виновник трагедии назван. Шрухт должен быть доволен. Интересно, метит ли Шрухт в губернаторы?
Я отхлебнул зеленого чая и закурил. Оглядел кухню и решил, что надо бы сделать ремонт. В коридоре мелькала Настя.
– Роман дописан, моя Маргарита.
– Почему Маргарита? – рассеянно спросила Настя.
– Извини, неудачно пошутил.
– Как всегда, – столь же рассеянно сказала Настя, мысли которой витали в неведомом мне пространстве.
Последние дни я все чаще замечал, что Настя где-то далеко от меня. Когда она была в Канаде, она была ближе. Ладно, проблемы нужно решать поочередно. Сначала разберусь с романом, а потом уже с Настей. Она, наверное, еще от Канады не отошла.
V
Я ехал к Шрухту. Вчера он позвонил и назначил встречу. Сказал, что роман произвел на него самое благоприятное впечатление. Читал, мол, не отрываясь, отложив в сторону все дела. Искал, мол, к чему придраться, да не нашел.
С тех пор как Шрухт пустился рассуждать по телефону об инженерах человеческих душ, на моей собственной душе скребли кошки, тигры и леопарды. Настроение под стать погоде. Серый дождик гнусно постукивал по крыше застрявшей в пробке машины. Я достал сигарету.
– Извини, братан, у меня не курят, – сказал шофер.
