* * *
Прошлой ночью видела во сне много-много женщин возраста, близкого к концу фертильности, забавлявшихся друг с другом на диванах. Красивые и соблазнительные, они не могли похвастать успехом у мужчин и детей, и в этом заключалась их сила и независимость, их ущербность и ограниченность, их легкость и пустота.
Многие поменялись бы с ними местами. Они полагают, что если добровольно отказаться от чего-то – чего-то желанного, – то вселенная в качестве компенсации каким-то образом возместит потерю. Но вселенная не играет в такие игры – и зачастую то, что потеряно, утрачено навсегда.
Стану ли я одной из женщин, в сорок лет внезапно осознавших, что хотят ребенка? Желающих оказаться одной из них – понять, что тебе нужно, когда уже почти поздно, – не видно. Кому хочется предстать перед миром человеком, ошибавшимся в таких простых, базовых вещах? Однако такая опасность существует, и она нависает надо мной, как наковальня, грозя под общий смех обрушиться мне на голову. Тебе тридцать девять. Пора решать. С этим согласен даже врач: решение нужно принимать незамедлительно.
Я знаю, что сорок – это всего лишь число, идея, застрявшая у меня в голове, финишная черта, вовсе и не являющаяся таковой. Тем не менее такая черта мне необходима хотя бы для того, чтобы перестать об этом думать. Когда я слышу, что у какой-то женщины за сорок появились дети, внутри у меня все падает. Когда же это кончится?
Откуда эти постоянные колебания? Почему на прошлой неделе эта мысль казалась мне привлекательной, а теперь представляется неверной? Насколько сильно размышления определяют мой жизненный путь? Желание прорастает не из рассуждений о том, чего тебе хочется, оно рождается где-то глубже. Нельзя сделать так, чтобы появилось что-то, чего ты не хочешь. «Тянитолкай» здесь не действует. Ничего нового это не дает и никогда не даст. Как только в твоей жизни начинается «тянитолкай» – поворачивай в сторону, туда, где энергия идет в одном направлении. Найди свое место в этом потоке и уже оттуда направляй жизнь.
Проблема в том, что жизнь длинна, многое в ней происходит случайно, и выбор, сделанный в одну неделю, может оказывать влияние до самого конца; тот, кто внутри нас принимает решения, не всегда поддается нашему контролю. Да, я не могу представить себя с ребенком, но это не значит, что его у меня не будет. И тот и другой вариант одинаково удивительны, маловероятны и необычены. Оба воспринимаются как своего рода чудо. Оба ощущаются как грандиозное событие. Согласиться с требованиями природы и сопротивляться им – оба пути равно прекрасны и по-своему замечательны и трудны. Сразиться с природой и покориться ей – оба выбора достойны уважения. Оба ценны.
* * *
Я слишком устала, чтобы продолжать; вдохновение сменилось пустотой, силы ушли. От мыслей о детях слабеют пальцы и клонит ко сну, словно от дурманящего аромата цветка. Путь к истине ведет через множество дверей. Одна из таких дверей – сон. Нужно пробиться к другой стороне этого изнеможения, этой странной сонливости и самой понять, чего же я хочу.
Вопрос о ребенке – червяк в мозгах, он ползает по всем воспоминаниям, по всем представлениям будущего. Как вытащить его оттуда? Он во всем проедает дыру – и в том, что было, и в том, что будет. Целым, нетронутым не остается ничто.
Какая часть меня считает, что мои проблемы – при всей неопределенности быта – будут решены, когда дни заполнятся повседневными делами, а сердце – собственным ребенком, когда я перестану быть в глазах мира животным лишь наполовину?
Жить с таким чувством нелегко. Похоже, что уступить части меня, которая хочет сделать то простое, открывает и радует сердце, станет решением всех проблем.
* * *
Какая-то часть меня знает, что в моем возрасте я должна завести ребенка. Иногда, думая об этом, я ощущаю приятное волнение, желание поддаться, сделать то немногое, что еще осталось сделать в оставшееся время. В каждой молекуле мгновения открылось место, в котором я вижу дитя. Но поместить его туда я не могу. Не знаю, как вложить ребенка в эти молекулы времени.
Прошлой ночью во сне мне было сказано, что хорошо бы продолжать ходить по тем же улицам; что чем больше я хожу по ним, тем больше найду. «Помедленнее. Важно не спешить, – сказали во сне. – Важно повторение. Быть в одном и том же месте по-разному. Меняй себя, но не место».
* * *
Можно вертеть пальцами и называть это работой – называть работой что угодно, кроме того, что есть настоящая работа. Сидеть в тишине, писать о том, что действительно достойно внимания. Что есть что?
Все, чего я хочу, – это сидеть и весь день смотреть на арбуз. Качать арбуз на руках. Петь ему песни. Таскать его с собой. Все, чего я хочу, – это уснуть и проспать миллион лет. Или, может быть, я хочу ребенка, но только от кого-то, кто хочет его по-настоящему, хочет его и хочет его от меня. Или же понять, хочу ли я ребенка от другого мужчины. Понять и проверить. С Майлзом я никогда не пойму, чего хочу, потому что его желания слишком сильны. Чтобы узнать свои предпочтения, мне нужно от него отдалиться.
* * *
Интересно, все мои размышления о ребенке связаны с утратой веры в более масштабные идеи – в искусство, политику, любовь. Воспитание детей – не нечто абстрактное, вроде занятия искусством или стремления изменить мир. Может быть, чем ты старше и чем больше узнаешь мир, тем меньше думаешь о том, чтобы его изменить.
В таком случае, возможно, с моей стороны цинично думать о детях. Может быть, в этом отражается циничное отношение к литературе – после того как я увидела, что в мире происходит с искусством, и как то, что ты любишь, становится чем-то грязным и ты вместе с ним. Может быть, то же случается с детьми – и отчасти именно поэтому люди хотят иметь больше чем одного ребенка. С течением лет невинность и чистота смываются и подвергаются порче. То же и с искусством. Изначальная непорочность, идя по жизни, тускнеет и поддается рже и ты тоже.
Все размышления о детях свидетельствуют лишь о том, от сколь многого способен отказаться человек, такого, что он считает правильным. Легче завести ребенка, чем делать то, что хочешь. И опять-таки, если я так часто делаю противоположное тому, что хочу, так ли важна еще одна уступка? Почему бы не пойти дорогой лжи? Я могла бы завести детей. Однако здесь я провожу черту. Творя человека, мошенничать нельзя. По крайней мере в этом отношении я придерживаюсь морального принципа. Воспитание детей противоположно всему, чего я желаю, что я умею, от чего получаю удовольствие.
Как, идя по жизни, не отказаться от своих же идеалов? Но ведь нет ничего плохого и в том, чтобы меняться.
* * *
Не аморально ли иметь детей, потому что это означает заточение бессмертной души в смертном теле?
нет
Нравственно ли заточение бессмертной души в смертном теле?
да
С тем чтобы бессмертная душа смогла учиться?
да
Бывает ли так, что бессмертная душа, заточенная в человеческом теле, становится более невежественной?
