Он не позволил:
– Извини. Просто не могу перестать прикасаться к тебе. Какое-то необъяснимое влечение.
– Да ну?
– Это правда.
Мои глаза начали привыкать к темноте, и я смогла рассмотреть лицо Ноя. Белки его глаз светились.
– Я имею в виду не… сексуальное влечение, Поппи, – сказал он. – Да, естественно, ты мне чертовски нравишься. Но здесь нечто большее.
Я лежала и молчала. Мое сердце заколотилось в ожидании его слов. Я так боялась, что он скажет «Я люблю тебя» – сама думала об этом весь вечер. Эти три пугающих слова, которые все изменят, сделают нас более серьезными, а меня – полнейшей лицемеркой. Но еще больше я боялась того, что он не произнесет их. Это было бы хуже.
– Дело в том… Прозвучит сентиментально, но моя жизнь словно не имела смысла, пока я не встретил тебя. Знаю, что мы в самом начале отношений, но моя жизнь уже делится на «до Поппи» и «после Поппи». Мне нравится каждая мелочь в тебе. И правда в том, – Ной на секунду замолчал и отвел глаза, – что я люблю тебя, Поппи Лоусон.
Слова проникли в мое сердце, наполнив тело золотистым сиянием. Я открыла рот, чтобы заговорить, но Ной перебил меня:
– Извини, знаю, что еще слишком рано для этого. И я понимаю, что ты не веришь в любовь… Ты не должна отвечать мне тем же. Я не давлю. Просто хотел сказать тебе это. На самом деле я хотел сказать об этом сегодня, но…
Настал мой черед перебивать:
– Ной, прекрати болтать.
Он замолчал. Я глубоко вдохнула и отыскала его лицо в темноте.
– Я тоже тебя люблю.
Как только эти слова вырвались из меня, я поняла, что именно это и имела в виду. Я любила. Любила Ноя. Понятия не имела, как это случилось и почему. Но в тот момент я была уверена в своих чувствах больше, чем в чем-либо в своей жизни.
Ной затих.
– Ты это серьезно?
Я кивнула:
– Да, очень серьезно.
Он протяжно выдохнул:
– Очень-очень?
Я улыбнулась:
– Да.
– Я так боялся, что ты не чувствуешь того же.
– Зря боялся.
– Но мы только начали встречаться.
– Знаю.
– И ты не веришь в любовь.
– Не верила. Но сейчас верю. Очень верю.
И мы засмеялись. Как ненормальные. От радости и облегчения. Он затянул меня на себя, и я положила голову на его плечо. Мы не могли перестать улыбаться и каждую минуту рассыпались в хохоте.
Прежняя Поппи кричала бы на телевизор, швыряла попкорн в экран, считала бы, что просто смешно, даже бредово признаваться в любви так быстро.
Но я изменилась до неузнаваемости и стала той, кого всегда ненавидела, но при этом была настолько счастлива, что мне было все равно.
Ной все так же лежал на спине.
– Думаю, справедливо будет сказать, что сейчас я самый счастливый парень во всем мире.
– В этом нет ничего плохого.
Удерживая меня, Ной повернулся на бок. Наши лица почти соприкасались.
– Я люблю тебя, – снова сказал он.
– И я тебя люблю.
– Но я очень-очень тебя люблю.
– И я очень-очень тебя люблю.
Мы пролежали так несколько часов, повторяя признания и смеясь от радости, пока сон наконец не сморил нас. А потом спали беспробудно, обнявшись, пока снаружи бушевала гроза.
20:2
ВСЕ МОРАЛЬНЫЕ СИЛЫ Рейна уходили на то, чтобы не сорваться. Ему было плохо. Физически плохо. И он не мог избавиться от ощущения, что это все было не по-настоящему. Этого не происходило. Не могло происходить. Нельзя было позволить этому произойти.
Он с ужасом читал новостные сводки. Его рука прилипла ко рту, и он, сам того не осознавая, каждые пять секунд обновлял страницу.
Все зашло слишком далеко. Рейн подумал, что к этому моменту кто-то уже мог пострадать – при наводнении всегда кто-то умирает. Если бы доктор Бомонт хоть что-нибудь сделала!
Анита сидела перед своим компьютером неподалеку от Рейна и не казалась взволнованной. На самом деле похоже было, что она спокойна. Затем Анита откинулась на спинку стула, натянув свою тошнотворную садистскую улыбку.
– Все только начинается, – нарушив неловкую тишину, сказала она.
Рейн не доверял себе настолько, чтобы заговорить, поэтому просто кивнул и прикусил язык.
– Увлекательно, не правда ли? – Анита явно не замечала его состояния. – Держу пари, во время обучения ты даже и не мечтал увидеть такую связь. Можно знать теорию, предугадывать последствия, но видеть, как это происходит в реальности, – бесценно.
Снова тишина.
– И этот случай такой интригующий. Знаешь, думаю, их тела адаптировались друг к другу. Можешь в это поверить? У меня никогда не было шанса понаблюдать за этим процессом с самого начала и на этапе развития. Невиданное ранее совпадение. Нам придется полностью переписать большую часть учебных материалов. И еще многому нужно научиться.
Рейн больше не мог этого терпеть. Если он послушает ее еще хоть одну секунду, то разобьет этот компьютер об ее самодовольную голову.
– Анита, так нельзя!
Ее улыбка испарилась.
– Что ты сказал?
Рейн больше не мог сдерживать себя, поэтому, наплевав на карьеру, будущее и возможное наказание, он высказал все, что чувствовал за последние несколько дней.
– Так нельзя. Как ты можешь сидеть здесь и ничего не делать? Как можешь позволить такому случиться? Это просто бесчеловечно! Ты – не человек. Как ты поступаешь с этими бедными людьми? Ты не задумываешься о том, насколько трудно им будет, когда мы вмешаемся? Вместо этого позволяешь им влюбиться. Как? Как ты можешь так поступать? Я не понимаю! – Рейн ударил мышкой по столу. – А как насчет других людей, которых втянули в это? Если кто-то умрет, это будет твоя вина. На твоих руках появится кровь. Я не понимаю, зачем ты это делаешь, но это надо прекратить. Ты должна остановиться. Я позвоню министру обороны и…
– Ты. Этого. Не. Сделаешь.
Слова доктора Бомонт проходили по нему острым лезвием. Холод в ее голосе заморозил его кости. Рейн осмелился посмотреть ей в глаза. Взгляд был ледяным, а лицо источало злость. Он дернул подбородком и посмотрел на нее так же:
– Я сделаю это, Анита. Сделаю.
– Нет. Не сделаешь.
– Я должен.
– Не думаю, что ты понимаешь ситуацию, в которой находишься, Рейн.
