Правда это или нет, зачем Артем рассказал ей про Гана и Сашу? Чтобы уколоть побольнее, перед тем как уйти. И это несмотря на то, что они росли вместе, проделали такой долгий путь, прочитали столько книг и знали друг о друге то, что, пожалуй, не знал никто другой.
Она вспомнила, что именно он сказал, и ощутила дурноту. Могло ли быть так, что Артем просто придумал это, чтобы ее уколоть? Неужели он и вправду на такое способен? Могла ли солгать Саша, зная, что он наверняка передаст Кае? А может, она солгала Артему, чтобы он от нее отвязался? Среди всей путаницы Кая была уверена в одном: глаза Артема не лгут, он действительно страдает. И до чего ужасно чувствовать себя виноватой в этом, ужасно и обидно одновременно – ведь она никогда не хотела его мучить. Никогда не хотела, чтобы он – или кто бы то ни было другой – влюблялся в нее… Внутренний голос скептически хмыкнул, и Кая стиснула зубы.
Она представила – всего на мгновение, – что Артем сказал правду, чтобы понять, какие чувства это в ней вызовет. Кая испытывала даже не ревность, нет – только боль. Она рывком встала со скамейки. У нее болел живот, а мир вокруг был холоднее обычного. Она хотела было сунуть тряпицу с остатками хлеба в карман, когда заметила серую птицу.
Птица эта кружила недалеко от скамейки, то и дело садясь на камни и опуская набок головку с темным выпуклым глазом. Вид у нее был такой, словно она готовилась в любой миг увернуться от брошенного камня, и Кае стало ее жаль. Размотав тряпицу, она вытащила кусочек хлеба с палец длиной и бросила птице. Та отпрыгнула, но не улетела. Некоторое время изучала хлеб, наклонив голову набок, а потом, видимо, сделав какие-то выводы, смело запрыгала к нему бочком, одним молниеносным движением клюнула и улетела, тяжело взмахивая крыльями, унося добычу с собой. Никакой благодарности она явно не чувствовала. Кая воровато огляделась вокруг. Никто не видел, как она бросила хлеб на камни… К тому же, наверное, здесь это и не выглядело бы таким страшным преступлением, как в Зеленом, так что тревожиться было не о чем.
Отряхнув руки, Кая пошла в сторону конюшни. От радости, бившейся внутри, как лесная птица – куда более смелая и менее голодная, чем эта, городская, – ничего не осталось.
День тянулся мучительно медленно. Когда небо наконец начало темнеть, Кая побрела в сторону сквера. К тому моменту, как она добралась, совсем стемнело, и она испугалась, что не найдет Гана, даже если он уже пришел.
Но Кая увидела его сразу – и двух стражей, маячивших у него за спиной. Кроме них в сквере было только двое-трое редких прохожих, да и те, кажется, спешили срезать через сквер дорогу домой.
В руках у стражей были керосиновые лампы, и неяркий свет от них отбрасывал причудливые, рваные тени от скрюченных веток. Кая старалась не смотреть ни на них, ни на Гана – на случай, если им нельзя говорить.
Она всего лишь раз мельком посмотрела на его лицо, освещенное лампой. Ган еще не успел увидеть ее, но Кая заметила его ищущий взгляд – он высматривал ее. В тот самый миг она не думала ни об Артеме («Кстати, ты знаешь…»), ни о его словах. Ничего этого как будто и не было… А потом лампа качнулась, и воспоминания вернулись, и вокруг стало холодно, пусто и непонятно.
Она замедлила шаг и пошла вдоль старых деревьев и скамеек под ними. Скамейки стояли на массивных чугунных ногах, которым с виду было лет сто, но были устланы недавно – где неровно струганными досками, а где-то железными пластинами. Кая думала сесть на одну из них, когда лампы снова дрогнули.
Ган заметил ее – он шел навстречу спокойно, неторопливо, и стражи следовали за ним. На полпути он остановился и о чем-то заговорил со стражами. Кая увидела, как он показал куда-то за их спинами, а потом, когда стражи отвлеклись, выронил что-то маленькое и светлое из кармана на землю. Кая замедлила шаг – настолько, насколько было возможно, и они прошли друг мимо друга. Ган даже не взглянул на нее – продолжал что-то говорить стражам, которые шли теперь рядом с ним.
Он не смотрел ей в лицо. Так было необходимо, чтобы отвлечь внимание стражей, но почему-то ей все равно стало горько. Она надеялась, что ей удастся поговорить с Ганом.
Кая дождалась, пока шаги затихнут за спиной, прежде чем начать искать то, что Ган для нее оставил. Теперь, без света ламп, это заняло много времени, и она даже испугалась, что вовсе не найдет… Но потом пальцы наткнулись на бумажную трубочку. Кая убрала ее в карман, чтобы прочитать дома… Но не утерпела и развернула бумажку, написанную Ганом, под чьим-то окном. Там, за стеклом, горела лампа, и ее свет казался теплым и уютным, почти как в их собственной кухне. Кая тщательно осмотрелась по сторонам, прежде чем поднести бумагу к глазам.
«Мы будем у лаборатории со стороны оранжереи завтра в девять часов. В это время Сандр начинает прием. Стражи будет мало. Ценное бери с собой».
Кая прислонилось спиной к прохладной – она чувствовала это даже сквозь пальто – стене и прикрыла глаза. Итак, он уже знал, что стражи будет мало – возможно, не знал насколько… Ей нужно обязательно быть там – ведь Ган не знаком с Мартой… Что, если она пострадает?
«Мы будем у лаборатории», – написал он. «Мы»… Конечно, Кая и не ждала, что Ган придет один. Он прибыл сюда с людьми, преданными ему… Тошей и Сашей. И он их ни за что не оставит. Потому что последняя фраза в записке – «Ценное бери с собой» – может значить только одно: Ган нашел способ покинуть Красный город сразу после того, как они проникнут в лабораторию.
Наконец случится то, о чем она мечтала так долго. Кая покинет Красный город – более того, она отправится в Агано, вместе с ним.
Только теперь это ее не радовало.
Медленно она пошла в сторону дома переулками, комкая бумажку в руке. Здесь в окнах не горели лампы. Она проходила между двумя высокими зданиями, и от темных взглядов пустых окон нижних этажей Кае стало не по себе. Она знала, что окна еще выше – начиная примерно с четвертого этажа – не загораются никогда. Жители Красного года успели обжить только нижние. Верхний город всегда был безмолвен и мертв – хотя за ужинами Сандр не раз самодовольно заявлял, что это ненадолго.
Люди в Красный город прибывали. Кая этого не видела, потому что не всем везло так, как ей и Артему. Большинство оставалось жить во Внешнем кольце. Жизнь там, судя по тому, что она успела разглядеть, пока они ехали в центр на машине, была нелегкой, но, видимо, люди предпочитали такую участь жизни за стенами. Кая не представляла себе, как можно променять Зеленое, Агано или даже бродячий караван на Внешнее кольцо с его развалинами домов, грязью, стражами повсюду… Но, с другой стороны, вполне могла представить себе доведенных до отчаяния одиночек или изгнанников, которые приходили сюда, да еще и были благодарны за то, что их впустили.
Да, в Красном городе много людей – чем кончится дело, если после приема Сандра и их побега будет война? Конечно, Аганское княжество – не противник Красному городу, но Кая видела взгляд Гана, когда он говорил о своих планах… Он мог не говорить всего, но она была уверена: Ган попытается объединить людей против Красного города, если окажется, что это стоит того. В отличие от нее он вовсе не стремился оставаться в стороне… Кажется, ему-то нравилась идея оказаться в гуще событий.
