– Что случилось с твоими волосами? – Он улыбнулся и дернул за длинную прядку у уха. – Тебе идет.
– Я их отрезала, – ответила она, чувствуя, как непослушными становятся пальцы, язык, ноги и руки. – Чтобы прийти сюда.
– Как в сказке? – спросил он, и его голос вдруг оказался хриплым, как будто в комнате не хватало воздуха. Он вдруг снова оказался очень, очень близко и снова держал ее в кольце рук. На этот раз она его не оттолкнула. – Что за ведьма попросила у тебя такую плату, а, Кай?.. – Он улыбался, и в комнате снова стало тепло, а потом – жарко. – Если бы я знал, что ты хочешь увидеть меня, – прошептал он ей в макушку, – я бы придумал способ найти тебя раньше.
– Артем…
– Плевать я хотел на Артема, – жестко сказал он и приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть в глаза. Кая попыталась отвести взгляд, вспомнив, что перемазана углем, но Ган держал крепко и улыбался, улыбался, пока она не улыбнулась в ответ. – Меня интересуешь только ты. Кая… Ты все еще хочешь уйти?
– Нет, – прошептала она. Голова стала легкой-легкой и закружилась – как яблоневые лепестки, опадающие с деревьев весной.
– Ты ведь знаешь, почему я здесь, правда?
– Понятия не имею, – пробормотала она, утыкаясь лбом ему в грудь – чтобы увернуться наконец от его взгляда. – Ради важных и секретных княжеских дел?
– Ради самого важного и самого секретного дела. – Он прижал Каю к себе так крепко, что теперь она слышала каждый удар его сердца – быстрого, сильного, торопливого. – Я приехал сюда ради тебя. Ты всегда знала, что я не удержусь и найду тебя, правда?.. Не понимаю, как так вышло, но только ты по-настоящему знаешь меня… Правда?
– Угу, – прошептала она, подняв голову и наконец обнимая его в ответ. – А ты – меня.
– Да. Я знаю тебя.
А потом Ган поцеловал ее – совсем не так, как ей помнилось по Северному городу, когда они виделись в последний раз, – еще лучше, чем тогда.
– Я так рад, что ты пришла сюда, – сказал он. А потом добавил: – Я запру дверь.
Кая смотрела, как он идет к двери. Она хотела рассказать, как попала сюда… И о том, что в любую минуту ее могут обнаружить, но не стала. Теперь, когда она была здесь и приняла решение быть с ним, все остальное казалось неважным.
Красный город, Сандр, Артем, люди Сандра, Марта, подвалы, лаборатория, нечисть в клетках, девушка в белом платье, холод, ветер, конюшни, торговые площади, чайная, дирижабли… Все это казалось причудливым сном, который длился и длился, пока Ган наконец не пришел, чтобы разбудить ее.
Ган вернулся к ней и притянул к себе. Кая с изумлением почувствовала, что он дрожит. И он снова был очень, очень близко к ней – ближе, чем кто бы то ни было, когда бы то ни было.
Его лицо – рядом с ее лицом, и Кая наконец прикоснулась к нему – провела пальцами по каждому шраму, поцеловала лоб, губы, глаза. Она помнила его в мельчайших деталях, потому что рисовала десятки, сотни раз, – и теперь все портреты, один за другим, снова воскресали под ее губами и пальцами.
Он прикасался к ней в ответ – неторопливо, как будто они были в княжестве или в лесу, как будто все время в мире принадлежало им и не существовало ни Красного города, ни опасности. Впервые за последние несколько месяцев Кая чувствовала себя настоящей, живой; она чувствовала себя так, как будто вернулась домой… И ей не верилось, что вообще возможно было так долго жить здесь без Гана и почти научиться о нем не думать. Она считала, что безразлична ему, – и как она только могла? Никогда, никогда она не была безразлична ему – и осознание этого наполняло дрожащей, щекочущей, рвущейся, как птица, радостью… Она улыбалась – и Ган улыбался в ответ.
В комнате было тепло – за окном темнело, и Кае стало все равно, кто обнаружит ее отсутствие и обнаружит ли вообще. На столе дрожало, билось в такт каждому их движению пламя свечи, и на стене плясали причудливые тени. Глаза Гана – темные, как глубокое место в реке, – были близко. Кая смотрела в них – и не боялась ничего.
Часть IV
Ответы
Глава 19
Ган
Они умудрились задремать вместе – и это было странно с учетом того, где они находились. Ган не помнил, когда в последний раз спал так крепко, не вполглаза, – может быть, в далеком детстве, еще до дяди… А сейчас он провалился в сон – может быть, на десять минут или пятнадцать, но это были блаженные минуты, в которых он плыл или, может быть, летел сквозь кромешную темноту… И все, что связывало его с миром, – это Каина рука, крепко и надежно лежавшая в его руке. Во сне ему казалось, что он сжимает ее изо всех сил, и он боялся сделать ей больно. Ган летел сквозь тьму и не хотел открывать глаза – потому что, возможно, встреча с Каей была просто сном. Она и была похожа на сон – ее необъяснимое, волшебное появление, и то, что она сама нашла его, и то, что произошло потом.
Он уже проснулся, но не открывал глаз – все еще боялся увидеть, что он один, а остальное ему приснилось. Однако лежать так бесконечно было невозможно, и Ган открыл глаза. Кая была рядом. Упоительно настоящая, пахнущая лесом, с ладонью, подложенной под щеку, со спокойным дыханием и слегка трепещущими ресницами. Ее лицо казалось непривычно беззащитным с короткими волосами – особенно сейчас, когда она спала на его руке.
Она улыбнулась ему сквозь сон, моргнула – уголь осыпался, и ресницы посветлели.
– Здравствуй, – сказал он и коснулся ее щеки. Она была теплой и – теперь в этом не могло быть никаких сомнений – настоящей.
Ган почувствовал себя ужасно счастливым – гораздо счастливее, чем ожидал. Это счастье было похожим на ликование после победы в схватке, принятия верного решения, убийства врага. И это немного пугало – теперь ощущение было как перед прыжком через пропасть.
Ган подумал: когда в последний раз он чувствовал что-то подобное? Пожалуй, только когда отыскал наконец убийцу Веты – крупного, агрессивного Болотного хозяина – и убил его. Ударил прямо в глотку, а потом отпилил голову. Тогда он ощутил такую же вспышку радости – эйфории, – прежде чем позволить всем ярким чувствам покинуть его. Он несколько дней не выходил из дома – тогда, после смерти Веты и схватки с Болотным хозяином… А потом вышел к ним, своим людям, – князь Агано. Тогда он выбрал равновесие – равновесие канатоходца, всегда спокойного и уверенного в том, что не сорвется.
До сих пор ему казалось, что именно равновесие все это время помогало ему удерживаться на плаву, вести за собой людей Агано, принимать правильные решения. Где-то в глубине души, когда в Северном городе Кая отказалась возвращаться вместе с ним, отказалась от него, он почувствовал не только боль уязвленного самолюбия – но и облегчение. Вернуться с Каей в княжество значило отказаться от равновесия. С самого начала он не обманывал себя – понимал, как сильно она ему нравится.
Теперь он рисковал окончательно лишиться равновесия – внутри как будто поселилось ликующее чудище, и даже мысль о том, что случилось с Ветой, не причинила привычной боли – только лишь царапнула лед, под которым застыли его воспоминания. И все же это сыграло свою роль – напомнило Гану о том, что он пообещал себе тогда. Теперь он нарушил слово, отказавшись от спокойствия и устойчивости, и еще не понял, что именно с этим делать.
