Нет-нет и нет!
Только свежие бублики, рядом с которыми должна стоять тарелка с жёлтым брусом сливочного, подтаявшего и оттого мягкого как масло, простите за тавтологию – масла.
Вот теперь, когда всё было наготове, а от заварочного чайника уверенно потянуло насыщенными ароматами заварки, вот тогда можно было переходить непосредственно к процессу.
Прежде всего следовало наполнить чашку – белую, обливную, из казённых запасов – мы же военные, да? К чему нам лишняя роскошь?!
Так вот кружку следовало наполнить на две трети. После – бросить в чёрную, или, что минимально допустимо, в тёмно-коричневую жидкость два кубика рафинада, или две ложечки сахара и приняться перемешивать напиток, немилосердно стуча чайной ложечкой по стенкам кружки. Выражение лица, в ходе этого процесса, следовало держать напряжённым, всем своим видом показывая, как тебе неприятен этот звук.
Ну а когда данная часть заканчивалась, то, наливая из чайника кипяток, можно было облегчённо выдохнуть, радуясь тому, что ещё чуть-чуть и оно, чаепитие то бишь, начнётся.
Вот теперь, кода заварка была разбавлена, сахар перемешан, вот теперь можно было подтянуть к себе тарелку с бубликами, выбрать один – и ни в коем случае с самого верха и, отломив от него кусок, поднести добычу к носу, вдыхая аромат свежего хлеба и восхищённо качая головой.
Далее, стряхнув с чайной ложечки капли жидкости прямо на пол – под этим жестом полковник подразумевал что-то навроде жертвоприношения Богам Чая, ложечкой нужно было зачерпнуть кусочек масла и осторожно – не бай Боги, масло упадёт с горячей ложки, переместить жёлтую горку на обломанный край бублика.
Всё!
Задержать его у рта, прикрыть глаза, растягивая миг предвкушения и, отправив истекающий маслом кусочек бублика в рот, немедленно запить его раскалённым чаем, постанывая от удовольствия.
После можно было откинуться на спинку поскрипывающего деревянного стула, шумно выдохнуть и расстегнув пуговицу под воротником издать нечто навроде «Эххх…», или «Нууу….», ну, или уж совсем на крайний случай задумчиво протянуть «М-дааа».
Вот теперь, покончив с первым, наиглавнейшим, задающим тон, кусочком и глотком, вот теперь можно было перейти к самому процессу, смакуя вкус и аромат напитка, да радуя себя свежим бубликом с тонкими нотками натурального сливочного масла.
К слову сказать – и бублики, и масло действительно были 100 % натуральными. Их полковнику поставляли жители небольшого села, образовавшегося в паре десятке километров от ЗС из тех выживших, чей разум всё же не выдержал произошедших перемен.
Выражалось это в том, что они впали в регресс, деградировав примерно до раннего средневековья, правда, надо заметить, что подобное искажение сознания имело здесь весьма странную форму.
Так, не принимая никакой техники и считая её порождением злых сил – под ними подразумевалось всё причастное к гибели Богородицы, жители села совершенно спокойно применяли огнестрел, выменивая Мосинки и патроны на продукты своего труда. На мясо, молоко, картошку и всё прочее, имевшее аграрное происхождение.
Такая меновая торговля, проводимая в оговоренные дни, была единственным их мирным контактом с внешним миром. Во все остальные дни от свихнувшихся селян следовало держаться подальше.
Объявив своей территорией достаточно крупный кусок земли, счастливо оказавшийся между двух крупных Зон Механоидов, они вели охоту на любого, рискнувшего нарушить границу. Не брезговали они и вылазками, проводя рейды на возвращавшихся в ЗС охотников. Цель у таких нападений была проста. Считая всех, кроме себя, разумеется, зачумлёнными, жители отстреливали выживших, полагая, что делают мир чище. Редких же пленных, тех, кто попадал в их руки живыми, они оттаскивали в Зелёную Зону, проводя малопонятные ритуалы жертвоприношений.
Почему Семеров их терпел, имея возможность одним орбитальным ударом сжечь деревушку?
Ну, во-первых, продукты.
Сжечь – просто, а жрать потом что? Не с орбиты же консервы таскать? Да и плоды, выращиваемые селянами, были выше всяких похвал.
Во-вторых – другие изменённые.
Как они находили друг друга, полковник понятия не имел. Но факт, подтверждённый записями дронов, был на лицо – поселение, начавшееся с десятка рубленных изб, неумолимо разрасталось. Так, на данный момент, оно состояло из пяти улиц, разбегавшихся звездой от центральной не то церкви, не то храма, а всего домов было уже под сотню. Ну а теперь прикиньте – по четыре-пять, а то и шесть человек в одной избе – плодились селяне как кролики – семья с тремя детьми была редкостью. В общем, это тоже была проблема, обещавшая неприятности уже лет через десять – взрослыми у селян считались дети от двенадцати лет.
Но – не сегодня же. А что будет через десяток лет Семеров не знал и знать не хотел.
Был ещё и третий момент.
Самый неожиданный и непонятный.
Постоянно разраставшееся поселение каким-то образом теснило границы Зон механоидов – стоило на улице появиться нескольким новым домам, как что Красная, что Зелёная зоны отступали назад, компенсируя свои потери за счёт захвата новых территорий с противоположной стороны.
Как подобный трюк им удавалось провернуть не понимали даже Технократы, пристально следившие с орбиты за происходящим. Когда подобное произошло во второй раз – первый случай Семеров списал на случайное совпадение, то полковник немедленно объявил тревогу, желая уничтожить поселение – люди, сотрудничающие с механоидами, представлялись ему куда как большей мерзостью, чем сами тупые машины.
Но зачистка так и не произошла – он, срочно вызванный на Станцию, имел долгую беседу с представителями Технократического союза, просивших его повременить с уничтожением – уж больно интересной и важной показалась технократам эта ситуация.
Так что – пока селение процветало, а он сам, регулярно получая с орбиты сводки о границах близлежащих Зон, переносил их на карту окрестностей, дополняя полученные данные границей поселения. Копия карты, обновляемая еженедельно, вывешивалась на Стене и подле неё почти постоянно крутились охотники планировавшие свои вылазки и сбивавшиеся в ватаги одиночки.
Кроме границ территорий на карте была ещё одна отметка – жирная белая точка, поглотившая собой небольшой холм, разместившийся в десятке километров что от ЗС, что от села.
Этот маркер обозначал торговую зону, куда мог прийти каждый желающий обменять оружие и патроны на свежую и здоровую еду. Но каждый день, разумеется. Даты торжищ определяли старейшины села, руководствуясь понятным только им соображениям.
– Даты торжищ, – сам себе повторил Семеров, занося руку над очередным бубликом, позволяя воспоминаниям о последней встрече со старейшинами села вырваться из глубин памяти.
Белое полотнище торгового флага расцвело на верхушке холма почти две недели назад. Часовой, в сегменте наблюдения которого был тот холм, на посту не спал, и доклад был немедленно отправлен Семерову, распорядившемуся передать информацию в ЗС.
