Галимов как завороженный уставился на белый рубец.
– Скорее, он сделал это на рефлекторном уровне, потому что спустя секунду он был мертв, – с леденящим спокойствием сказал Шипов. Он помолчал немного, потом спросил, указывая на сосиски: – Извини, я кажется прервал твой обед.
Галимов сглотнул. Шипов вел себя абсолютно естественно, и как раз это его пугало.
– Не стесняйся, ешь. – Шипов снова вперил взор в экран. В этот момент Рэмбо получил ранение – тоже в руку.
– Я не ожидал, что Роман с Женей попадутся на этом… Как у тебя с работой, Миша? – неожиданно сменил тему Шипов. – Ты не подумай чего, я в смысле…
Галимов смутился. Он не смог выдержать взгляд своего начальника и уставился на бутылку пива. По запотевшей поверхности текли струйки воды.
Он облизнул сухие губы.
– Боюсь, я не совсем понимаю. – Его голос внезапно охрип.
Шипов наклонился к Галимову.
– Нет. Нет, Миша, ты все прекрасно понимаешь, – дружески сказал он. – Только ты забыл одну вещь. Что на всякого хитреца умник найдется.
Галимов молчал.
– Другое дело я. Я не могу понять одного, – задумчиво проговорил Шипов.
На экране Сталлоне, скрипя зубами от боли, присыпал порохом входное и выходное отверстия раны и поджег их. Раздался вой.
– За что?
– Не понял? – Галимов не узнал свой голос – сухой и надтреснутый, как старая половица.
– Что «не понял»? – повысил голос Шипов. – Я спрашиваю, за что ты его убил?!
Пульт выпал из безвольных рук Галимова, которые вдруг стали непослушными. Как в тот раз, когда тот ужасный человек из «БМВ» стал стрелять в Романа.
Шипов ухватил Галимова за подбородок и притянул его к себе.
– Ты думаешь, я вчера родился, Мишаня? – шепотом произнес он. – Сержант, вы убили своего сослуживца, а потом прострелили себе руку, ведь так? Но я не могу понять причину. Я не знаю, из-за чего ты убил Караева, но обязательно узнаю.
Этот жуткий шепот был страшнее всего. Страх парализовал Галимова, и он как истукан продолжал смотреть на пивную бутылку, из которой так и не успел сделать даже одного глотка. Шипов проследил за его взглядом.
– Хорошо, Мишаня. Я дам тебе возможность выпить пивка. Только потому, что последующие лет пятнадцать ты будешь пить только воду. А вместо сосисок жрать баланду.
Галимов вздрогнул, как от удара хлыстом.
– Впрочем, пятнадцать лет – не так уж плохо, поверь мне. Я бы, например, дал тебе пожизненный срок, – тихо продолжал Шипов. – Пей.
Галимов исподлобья посмотрел на своего начальника, проверяя, не шутит ли тот. Но тот был совершенно серьезен. Он достал свой пистолет.
– Это на тот случай, если тебе захочется узнать, насколько тверда моя голова, – пояснил Шипов. – Хотя у меня жутко чешутся руки разнести твою башку. Черт, ну и жара у тебя! Ребята, которые устанавливали кондиционер, явно схалтурили.
Выдержав паузу, Шипов небрежно сказал:
– А что, это идея. Почему бы не пристрелить тебя прямо здесь, Мишаня? А ребятам из собственной безопасности я скажу, что ты, ополоумев от перспективы провести остаток жизни за решеткой, полез за «пушкой», и мне просто ничего не оставалось делать. Ну, получу взыскание. Зато освобожу мир от такой падали.
Галимов заторможенным движением взял со стола пиво и принялся пить. В мозгу его лихорадочно роились мысли: «Как?! Черт подери, КАК ОН УЗНАЛ?»
– Все очень просто, сержант, – устало сказал Шипов, словно прочитав его мысли. – Точнее, бывший сержант, – поправился он и грустно улыбнулся. – Во-первых, твоя рана. Ваграм сразу мне сказал, что стреляли с очень близкого расстояния, у тебя на коже даже остался ожог от пороховых газов. Во-вторых, ты вложил пистолет этому парню в правую руку. В руку, которая была сломана почти сутки назад. А в Романа и Евгения стреляли левой, это уже установлено. И вообще… Кого ты собирался обдурить?
Галимов послушно кивнул, не переставая глотать ледяное пиво. Горло уже онемело, но он продолжал пить.
Шипов вздохнул.
– Ешь сосиски, Мишаня. – Он снова вздохнул и достал рацию. – Это Первый. Все.
Перед глазами Галимова все поплыло. Все. Действительно, теперь все. Он сядет в тюрьму за убийство своего коллеги, а его деньги останутся гнить в лесу.
Трясущимися руками Галимов стал запихивать себе в рот остывшие сосиски, судорожно макая их в горчицу. Он давился, горло обжигало, по щекам катились слезы, но он упорно заталкивал их внутрь.
43
День пролетел незаметно. Центром всеобщего внимания, как всегда, был Митрич. Дина оглядела погром, устроенный им, и сказала, что дозы, которую он себе вколол, хватило бы на пару слонов. Тем не менее Митрич быстро пришел в себя и снова устроил концерт. Ярик с удовольствием угостил его ударом кулака, но это не помогло. Закончилось тем, что Дина обколола его совершенно лошадиными дозами каких-то нейролептиков, и Митрич отрубился. Обмякшего и бесчувственного, его снова перевязали, затащили наверх и сковали наручниками. Дина приготовила новый отвар. После этого она отправилась в лес и вернулась с какими-то корешками.
– Судя по всему, тебе приходилось сталкиваться с подобным раньше, – сказал ей Ярик, но женщина оставила его реплику без ответа. Очистив коренья, ставшие похожими на бледные морковки, она кинула их в кипяток и добавила туда еще какой-то травы.
Ярик молча наблюдал за ее работой, затем не выдержал и спросил:
– Дина, он выживет?
Женщина помешала варево деревянным черпаком и повернулась к Ярику.
– Все в руках божьих, – просто ответила она.
– Да, это точно, – рассеянно сказал Ярик. – А… откуда у тебя мескалин?
Дина ничуть не смутилась:
– Я не принимаю наркотики. Он лежит здесь уже много лет, муж отобрал у какой-то компании молодежи… В милицию нести побоялся, вот… Хранился у нас дома.
– Понятно. Только… Зачем ты вытащила меня из болота?
Дина отвела взгляд. Ярик шагнул к ней и положил руку на плечо. Оно было горячим, как печка.
– Ну же, Дина, – настойчиво сказал он.
– Разве мы не должны помогать друг другу? В Библии говорится…
– При чем здесь Библия? Ты уже поняла, что мы преступники, не так ли?
Дина покраснела и, к изумлению Ярика, на мгновение стала почти симпатичной.
– Да, – еле слышно ответила она. – Вчера, перед вашим появлением, по телевизору…
– Ну и? – не отступал юноша. – Зачем ты спасла меня?
– Я думала, что, если сделаю добро вам, вы отплатите тем же, – выдавила она.
– То есть что мы свалим отсюда?
