Первый лучик солнца проник сквозь густые заросли и залил ярким светом полянку. Тут же алмазной крошкой засверкали капельки росы в траве.
Ярик сошел со ступенек и встал босыми ногами на прохладную траву. Он закрыл глаза и постоял так некоторое время. Только сейчас он с удивлением отметил, что его многострадальная рука почти не болит. Ярик мысленно поблагодарил Дину за умелую обработку раны и твердо решил, что, когда все закончится, он отдаст ей все имеющиеся у него деньги.
«Когда все закончится?! Неплохо устроился, приятель… Только помни, менты идут по вашим следам, а скоро к делу подключатся люди Хохи…» – Ярику почудилось будто эти слова кто-то произнес над его ухом ледяным голосом, и парень, вздрогнув, открыл глаза. Хорошее настроение моментально улетучилось – оставалась куча нерешенных проблем, и ими было необходимо заняться как можно скорее…
Он быстро поднялся наверх, оделся и разбудил Руту. Затем взял револьвер и, соблюдая меры предосторожности (вдруг разъяренная Дина вместо «доброго утра» встретит его ударом стула по черепу?), открыл дверь детской, куда запер женщину с сыном.
Дина уже проснулась. При появлении Ярика она вскочила и, наградив юношу злым взглядом, бросилась наверх. Спустя некоторое время она уже что-то говорила успокаивающим тоном старухе и чем-то шуршала.
«Меняет белье», – догадался Ярик.
Он бросил взгляд на спящего Олега.
Спящий мальчик разметался по всей кровати, край почти прозрачной от бесчисленных стирок простыни свешивался вниз, пол был усеян игрушками и детскими вещами, словно Олег раздевался в сильном подпитии и расшвыривал свою одежду где ни попадя. На табуретке стоял недопитый клюквенный морс и лежала лепешка, намазанная вареньем. Вся эта картина чертовски напоминала логово маленького людоеда после бурной вечеринки.
Завтрак прошел в напряженном молчании. Дина выставила на стол творог с изюмом и разлила всем чай. Она была явно не расположена к беседе, но Ярик не придал этому значения.
– Дина, сколько в твоей машине бензина? – Ярик вытер бумажной салфеткой губы. Женщина метнула в него подозрительный взгляд.
– Ну… – неуверенно протянула она, машинально складывая тарелки. – Думаю, литров двадцать должно остаться, может, больше.
– Хорошо, – обращаясь скорее к себе, сказал он и встал. – Перелей куда-нибудь пару литров, и мы с тобой отправимся к нашей машине. Да, и захвати растворитель или керосин.
На кухню вышел заспанный Олег. Со скорбным видом пробурчав «доброе утро», он уселся за стол. Ярик обратил внимание, что мальчишка вел себя так, будто его с Рутой вообще не существовало.
– Пожалуйста, присмотрите за ним, – тихо обратилась к Руте Дина, вытирая руки. Руки были красными, в цыпках и с набухшими от тяжелой работы жилами.
– Да, конечно, – попыталась улыбнуться Рута, но улыбка вышла кривой. Она чувствовала себя неуютно под пристальным взглядом женщины. Ее глаза, черные, как две капли свежего битума, смотрели настороженно, не мигая, словно принадлежали другому человеку. Ярик молча кивнул Руте, показав глазами на стоявший у стола карабин, и вышел вслед за Диной.
Через пять минут они уже продирались в зарослях. Дина несла канистру, Ярик тащил пакет с двумя бутылками керосина.
«Пятерка» стояла там же, где ее вчера оставили, заляпанные грязью фары будто с укором смотрели на Ярика, безмолвно спрашивая, почему машину бросили в этом незнакомом лесу на произвол судьбы. Ярик осмотрелся. В общем-то, у него совершенно не было никакого желания снова залезать в эту проклятую машину, но иного выхода не было.
Воронки в багажнике не нашлось, и, наполняя бак, Ярик пролил немного бензина. Теперь следовало отогнать машину в какие-нибудь кусты и поджечь. Словно угадав мысли Ярика, Дина быстро проговорила:
– Вам нужно избавиться от этой машины?
– У тебя есть какое-то предложение? – Ярик закрутил крышку бака.
– Огонь разводить слишком опасно, может разгореться настоящий пожар. Кроме того, это может привлечь ваших преследователей…
– Постой, – Ярик повернулся к женщине. – С чего ты взяла, что нас преследуют?
Губы Дины тронула снисходительная усмешка, словно ей приходится объяснять элементарные вещи малышу.
– Я, может, и деревенщина. Мои мать и сын деревенщина. Но никто не может сказать, что я тупая деревенщина, Ярослав.
– Ярик, – машинально поправил ее юноша. Эта неказистая тетка права. Действительно, хорош бы он был, если бы устроил здесь пожар! – Ладно, выкладывай.
– Здесь рядом есть небольшой пруд, там крутой спуск, – не сводя своих черных глаз с Ярика, сказала Дина. – Машину будет легко столкнуть в воду.
«Она не так-то проста, как кажется», – подумал Ярик, усаживаясь за руль. Дина села рядом. Автомобиль завелся с первого раза.
– Куда ехать? – спросил Ярик.
– Пока прямо. Сейчас слева будет старый тополь… Теперь правее.
Ухабы стали сильнее, и машину затрясло. Трава поднималась почти до пояса, и «пятерка» медленно двигалась вперед, напоминая гигантского жука.
– Возьмите еще правее…
Ярик крутанул руль вправо.
– Еще…
Под колесами чавкнуло, и машина дернулась.
– Не бойтесь, мы не увязнем. Это после дождя, – успокоила его Дина.
Они выехали на небольшую полянку, трава стала значительно ниже, впереди высились скрюченные деревья. Рука Дины потянулась к дверце, но Ярик этого не заметил. Он вертел головой, пытаясь разглядеть пруд, когда Дина быстро открыла дверь и выпрыгнула наружу.
Ярик понял все слишком поздно, когда передние колеса машины уже погружались в густую жижу. Дина завела его в болото.
39
Пока Ярик медленно погружался в холодную трясину, а Рута лениво перелистывала обнаруженные в крохотной прихожей потрепанные журналы «Огонек», у Митрича снова началась ломка. Он с трудом понимал, где находится, события последних дней казались ему страшным сном, и не более того. Память неуверенно прошептала, что к нему приходила какая-то женщина. Митрич не очень отчетливо понимал, кто она такая, но он хорошо помнил вкус напитка, который дал ему выпить его брат Ярик, и он сказал, что этот отвар готовила эта женщина. На некоторое время Митричу стало получше. Утром он доковылял до подоконника и допил необычный отвар. Это помогло, но ненадолго.
После этого остатки прежнего состояния улетучились, как дым. Сердце испуганно съежилось, сознание работало четко, как вновь отремонтированные часы. Митрич знал, что это предвестник надвигающейся ломки.
Начало тошнить. Малейшее движение – и перед глазами медленно плывут ярко-зеленые шары, словно наполненные ядовитой желчью. Моргнешь – они лопаются, как нарывы, и Митрич даже чувствует отвратительный запах, смесь рвоты и серных газов.
Ломка накатила внезапно, с бешеными ударами сердца, штормом сметая остатки сознания и реальности. Такой ломки у него не было давно. Его швыряло то в пот, то в озноб, хлынули слезы и сопли, он чихал и кашлял, как больной с открытой формой туберкулеза. Казалось, кости и мышцы с ужасающей неумолимостью затягивались раскаленными щипцами, боль выкручивала суставы наизнанку, жгутом завивала костный мозг, расплющивала череп, растворяя словно в кислоте мозги. Необходима доза. Срочно, иначе он сдохнет.
