Даже несмотря на то, что они оба прикладывают максимум усилий, невозможно не почувствовать, как что-то извне отрывает их друг от друга. Вся эта глупая возня только и делает, что забирает – забирает у них священные воспоминания: ночь в Лос-Анджелесе, выходные у озера, упущенный шанс в Рио, – заменяя их чем-то более приемлемым и нормальным. Сюжет: двое симпатичных молодых людей, влюбленные в двух прекрасных молодых девушек, но никак не друг в друга.
Алекс не хочет, чтобы Генри знал. Ему и так приходится нелегко, будучи объектом для косых взглядов всей семьи и Филиппа, который обо всем знает и не проявляет понимания. Говоря с Генри по телефону, Алекс пытается держаться и сохранять спокойствие, но самому себе кажется неубедительным.
Когда он был помладше и ставки были не так высоки, и при этом тревога его доходила до такой же степени, это приводило Алекса на грань саморазрушения. Будь он сейчас в Калифорнии, то сел бы за руль джипа, погнал по 101-му шоссе, раскрыв двери, врубив на полную N.W.A., каждую секунду рискуя быть размазанным по асфальту. В Техасе он бы стащил из домашнего бара бутылочку Maker’s, напился с половиной команды по лакроссу и, возможно, после этого залез бы к Лиаму в окно, надеясь, что к утру все забудется.
Первые дебаты должны будут состояться через несколько недель. У Алекса даже нет работы, которой он мог бы себя занять, поэтому он просто варится в собственном соку, переживая и загоняя себя в долгих, изнурительных пробежках до тех пор, пока с удовлетворением не обнаруживает волдыри на ногах. Ему хочется сжечь себя дотла, но он не может позволить видеть кому-то, как он горит.
Спустя несколько часов, возвращая позаимствованную у отца коробку с документами в его офис в здании сената им. Дирксена, Алекс слышит приглушенное пение Мадди Уотерса с верхнего этажа. Это поражает его. Есть еще один человек, которого он мог бы сжечь дотла вместо самого себя.
Он застает Рафаэля Луну, сгорбившегося у открытого окна своего кабинета и затягивающегося сигаретой. На подоконнике рядом с зажигалкой валяются две пустые смятые пачки «Мальборо» и забитая окурками пепельница. Обернувшись на звук открывающейся двери, Луна испуганно выдыхает облачко дыма.
– Однажды эти штуки тебя прикончат, – говорит Алекс.
Тем летом в Денвере он повторяет это раз пятьсот, но теперь он имеет в виду, что был бы совсем не против, если бы это случилось.
– Малец…
– Не называй меня так.
Луна отворачивается, тушит сигарету в пепельнице, и Алекс замечает, как у него на лице напрягается мускул. Каким бы он ни был красивым, выглядит сейчас Луна дерьмово.
– Тебе не следует здесь быть.
– Серьезно? – фыркает Алекс. – Я просто хотел посмотреть, хватит ли у тебя смелости заговорить со мной.
– Ты же понимаешь, что разговариваешь с сенатором Соединенных Штатов? – спокойно спрашивает Раф.
– Ага, ты же теперь у нас важный хер, – отзывается Алекс. Он подходит к Луне, отшвырнув стул со своего пути. – Занятый чертовски важными делами. Может, расскажешь мне, каково это – служить народу, который проголосовал за такое продажное ссыкло, как ты?
– Какого черта ты сюда приперся, Алекс? – невозмутимо задает вопрос Луна. – Хочешь подраться?
– Я хочу, чтобы ты объяснил мне, почему ты так поступил.
Луна вновь стискивает зубы.
– Ты все равно не поймешь. Ты…
– Клянусь богом, если ты скажешь, что я слишком юн, я за себя не ручаюсь.
– То есть до этого у тебя не бомбило? – мягко спрашивает Луна, и взгляд, который отражается на лице Алекса, судя по всему, настолько убийственный, что он немедленно поднимает руку вверх. – Ладно, неудачный момент для шуток. Слушай, я понимаю. Я знаю, насколько дерьмово все это выглядит, но… в этой работе есть моменты, которые ты даже не можешь себе представить. Ты знаешь, что я всегда буду в долгу перед твоей семьей за все, что они для меня сделали, но…
– Мне насрать на то, что ты нам должен. Я доверял тебе, – говорит Алекс. – Не смей относиться ко мне с таким снисхождением. Ты не хуже других знаешь, на что я способен и что я видел. Скажи ты мне тогда, я бы все понял.
Он стоит к нему так близко, что практически вдыхает вонючий сигаретный дым Луны, и когда он смотрит ему в лицо, в его налитые кровью, потемневшие глаза и на изможденные скулы, то видит в них что-то знакомое. Так же выглядел Генри, сидя с ним на заднем сиденье внедорожника.
– У Ричардса что-то есть на тебя? – спрашивает Алекс. – Он заставляет тебя все это делать?
Луна колеблется.
– Я делаю это, потому что должен, Алекс. Это был мой выбор и ничей иной.
– Тогда скажи мне почему.
Луна делает глубокий вдох и отвечает:
– Нет.
Представляя, как его кулак летит Луне в лицо, Алекс отходит на два шага назад, за пределы досягаемости.
– Помнишь тот вечер в Дэнвере, – начинает он размеренно, дрожащим голосом выталкивая слова, – когда мы заказали пиццу и ты показывал мне фотографии тех детей, которых защищал в суде? И когда мы выпили целую бутылку того восхитительного виски, которую подарил нам мэр Боулдера? Я помню, как валялся на полу в твоем офисе, на уродливом ковре, пьяный в стельку, и думал: «Господи, надеюсь, я смогу стать таким же, как он». Потому что ты был храбр. Ты умел отстаивать то, что считал правильным. И я не мог перестать удивляться тому, откуда у тебя хватало наглости просто встать и делать то, что ты делал каждый день, когда все вокруг знали все о тебе.
На какое-то мгновение, судя по тому, как Луна закрыл глаза и облокотился на подоконник, Алексу кажется, что ему удалось достучаться до него. Но затем он обращает на Алекса свой жесткий взгляд.
– Люди ни черта обо мне не знают. Они не знают обо мне и половины всего. Так же, как и ты, – говорит он. – Господи, Алекс, прошу тебя, не становись таким, как я. Найди себе другой пример для подражания.
Алекс, окончательно вышедший из себя, задирает подбородок и выдает:
– Я уже такой же, как ты.
Его слова виснут в воздухе между ними, такие же реальные, как опрокинутый на пол стул. Луна моргает.
– О чем ты?
– Ты знаешь, о чем я. Думаю, ты всегда это знал, даже раньше, чем я.
– Ты не… – говорит он, заикаясь и пытаясь отогнать эту мысль. – Ты не такой, как я.
Алекс смеряет его взглядом.
– Я достаточно близок к этому. Ты понимаешь, о чем я.
– О’кей, ладно, малец, – наконец огрызается Луна, – ты хочешь, чтобы я был твоим гребаным наставником? Тогда вот мой совет: не говори об этом никому. Найди хорошую девушку и женись на ней. Тебе повезло больше, чем мне, – ты можешь это сделать, и это не будет считаться ложью.
Слова вырываются изо рта Алекса так быстро, что он не успевает остановить себя:
