– Прошу тебя, заткнись, – отвечает она и забирает у него мороженое.
Как только Джун обо всем узнает, их круг «посвященных» расширяется до семи человек.
До Генри большинство романтических связей Алекса (после вступления матери в должность) были единичными инцидентами. Чаще всего Кэш или Эми отбирали у них телефоны прямо перед самим действом, сразу после завершения тыкая на пунктирную линию в соглашении о конфиденциальности. Эми проделывала это с профессионализмом робота, Кэш – с видом капитана круизного лайнера. Не поставить в известность этих двоих не удалось бы никак.
Кроме них есть Шаан – единственный член королевского персонала, который знает, что Генри – гей. Не считая, конечно же, его психолога. В действительности, Шаана не особо беспокоят сексуальные предпочтения Генри, пока они не доставляют неприятностей ему самому. Он непревзойденный профессионал. Одетый в безукоризненно пошитый костюм от Тома Форда, он никогда ни о чем не волновался. Его привязанность к своему начальнику проявляется лишь в том, что он ухаживает за ним, как за любимым комнатным растением. Шаан в курсе по той же причине, что и Эми, и Кэш: из абсолютной необходимости.
Еще есть Нора, на лице которой появляется самодовольная ухмылка каждый раз, когда всплывает эта тема. Помимо прочих – Би, которая узнала обо всем, ворвавшись в один из их полуночных сеансов в FaceTime и оставив Генри нервно заикаться и бросая на него многозначительные взгляды в течение следующих полутора дней.
Из них всех Пез, судя по всему, был в курсе с самого начала. Алекс догадывается, что тот должен был потребовать объяснений в тот же момент, когда Генри буквально заставил их бежать из страны под покровом ночи сразу же после того, как сунул свой язык Алексу в рот в саду Кеннеди.
Именно Пез берет трубку, когда Алекс набирает Генри по FaceTime в четыре утра по вашингтонскому времени, ожидая застать Генри за утренним чаем. Генри отдыхает в одном из загородных домов семьи, в то время как Алекс задыхается от своей последней недели в колледже. Недолго раздумывая о том, почему его головная боль так требовала успокоения в виде Генри, такого уютного и живописно потягивающего чай на пышном зеленом склоне холма, Алекс просто набирает его номер.
– Александр, детка, – произносит Пез, поднимая трубку. – Как мило с твоей стороны позвонить тетушке Пеззи в это чудесное воскресное утро. – Он улыбается с пассажирского сиденья роскошного автомобиля, одетый в до смешного огромную шляпу от солнца и полосатую шаль.
– Привет, Пез, – говорит Алекс, улыбаясь в ответ. – Вы где там?
– Мы едем кататься по окрестностям Кармартеншира, – отвечает Пез и наклоняет телефон так, чтобы показать Алексу водительское сиденье. – Скажи «Доброе утро» своей шлюшке, Генри.
– Доброе утро, шлюшка, – отзывается Генри, отведя взгляд от дороги и подмигнув в камеру. Он выглядит свежим и отдохнувшим в своей мягкой серой хлопковой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Алекс чувствует себя спокойнее, зная, что где-то там, в Уэльсе, Генри наконец хорошо выспался.
– Что разбудило тебя в четыре утра на сей раз?
– Гребаный экзамен по экономике, – отвечает Алекс, перевернувшись на бок и прищурившись на экран. – Мой мозг отказывается работать.
– А ты не можешь взять с собой один из тех супернаушников секретной службы, чтобы Нора подсказывала тебе ответы?
– Я могу достать его, – вмешивается Пез, поворачивая камеру обратно к себе. – Мне все равно деньги девать некуда.
– Да-да, Пез, мы знаем, что для тебя нет ничего невозможного, – раздается голос Генри за кадром. – Нет нужды лишний раз об этом напоминать.
Алекс тихо смеется. С того угла, под которым Пез держит телефон, он может видеть за окном авто живописные и быстро меняющиеся пейзажи Уэльса.
– Эй, Генри, напомни еще раз название дома, в котором ты остановился.
Пез поворачивает камеру, чтобы поймать в кадр легкую улыбку Генри.
– Ллуинивермод.
– Еще разок?
– Ллуинивермод.
Алекс стонет.
– Господи.
– Я надеялся, что вы двое начнете обмениваться своими грязными шуточками, – встревает Пез. – Прошу, продолжайте.
– Не думаю, что тебе удастся держать такую планку, Пез, – говорит ему Алекс.
– Да неужели? – Пез появляется на экране телефона. – Что, я если я засуну свой чле…
– Пез, – раздается голос Генри, и рука с перстнем на мизинце тут же прикрывает ему рот. – Умоляю тебя. Алекс, какую часть фразы «нет ничего невозможного» ты посчитал достойной того, чтобы проверить лично? Ты точно хочешь, чтобы нас всех прикончили.
– Так в том и смысл, – радостно произносит Алекс. – Итак, чем собираетесь сегодня заняться?
Лизнув ладонь Генри, Пез освобождается от его хватки и продолжает болтать:
– Порезвимся голышом в горах, распугаем овец, затем вернемся домой к рутине: чай, печенье и мольбы к тренажеру для ляжек о том, чтобы Джун и Алекс наконец обратили на нас внимание, ведь они стали трагически однобокими с тех пор, как Генри связался с тобой. Раньше это были реки коньяка, поделенные на двоих тревоги, и «когда же они нас заметят…».
– Не говори ему этого!
– …а теперь я просто спрашиваю Генри: «В чем твой секрет?» А он говорит: «Я все время оскорбляю Алекса, и, кажется, это работает».
– Я сейчас разверну машину.
– С Джун это не сработает, – отвечает Алекс.
– Подожди, я достану ручку…
Оказывается, они провели весь свой отпуск, работая над благотворительными проектами. Генри месяцами рассказывал Алексу о своих планах расширения в международных масштабах, и сейчас они обсуждают сразу три программы для беженцев по всей Западной Европе, вопросы о клиниках по борьбе с ВИЧ в Найроби и Лос-Анджелесе, а также открытие приютов для ЛГБТ-молодежи в четырех разных странах. Все это звучит амбициозно, а поскольку Генри по-прежнему покрывает все свои расходы отцовским наследством, его королевские счета остаются нетронутыми.
Над Вашингтоном уже встает солнце. Алекс сворачивается калачиком, лежа на подушке и прижав трубку к уху. Он всегда хотел оставить после себя какое-то наследие. А Генри, несомненно, был способен на это. Это немного опьяняет. Но только самую малость. Должно быть, это лишь последствия недосыпа.
В общем, выпускные экзамены приходят и уходят незаметнее, чем ожидал Алекс. Неделя зубрежки, презентаций и обычных ночных посиделок над учебниками, и все кончено.
В целом, все годы в колледже прошли именно так. Изолированный из-за своей славы и находившийся под постоянной охраной, Алекс понимает, что его студенчество сильно отличается от опыта остальных. Он ни разу не прыгал в фонтан в кампусе. На двадцать первый день рождения в The Tombs ему не ставили печать на лбу. Иногда кажется, что он даже не учится в Джорджтауне, а просто посетил пару лекций где-то неподалеку.
