Затем, с невозмутимым выражением лица, она вновь возвращается к своим заметкам так, словно не угрожала только что его жизни. За спиной Захры Алекс видит Джун, которая, судя по всему, тоже не верит в его ложь.
– У тебя есть фамилия?
Алекс никогда не называл Генри полным именем.
– Что?
– Фамилия, – повторяет Алекс. Близится вечер, и за окнами Белого дома стоит пасмурная погода. Алекс лежит на спине посреди Солнечной комнаты, доделывая свои рабочие заметки. – Та штука, которых у меня целых две. Ты носишь фамилию отца? Генри Фокс? Или фамилию матери?
Услышав шорохи, Алекс думает, что Генри сейчас в постели. Уже пару недель им не удается увидеть друг друга, поэтому его фантазия сразу представляет картину по другую сторону трубки.
– Официальная фамилия – Маунткристен-Виндзор, – отвечает Генри. – Через дефис, как и твоя. Таким образом, мое полное имя… Генри Джордж Эдвард Фокс-Маунткристен-Виндзор.
Алекс устремляет изумленный взгляд в потолок.
– О… Боже мой.
– Я серьезно.
– А я считал, что Александр Габриэль Клермонт-Диас – это просто кошмар.
– Тебя назвали в честь кого-то?
– Александр – в честь отца-основателя, Габриэль – в честь святого, покровителя дипломатов.
– Вполне очевидно.
– Да уж, у меня не было шансов. Мою сестру назвали Каталиной Джун в честь местечка в Аризоне и певички Джун Картер Кэш, мне же достались все сбывшиеся предсказания.
– Я отхватил королей-геев, – замечает Генри. – Как тебе такое пророчество?
Алекс смеется и отбрасывает свои заметки в сторону. Он не собирается больше возвращаться к работе над кампанией этим вечером.
– Три фамилии подряд – это просто издевательство.
Генри вздыхает.
– Еще в школе нас называли попросту Уэльсами. Хотя сейчас Филипп служит в Королевских ВВС под именем лейтенанта Виндзора.
– Генри Уэльс, значит? Это еще куда ни шло.
– Согласен. Ты из-за этого звонишь?
– Возможно, – отвечает Алекс. – Считай это за банальный интерес к истории. – Хотя правда кроется в дрожащем голосе и нерешительности Генри, которую он слышит в трубке всю неделю. – Кстати, об истории. Забавный факт: я сижу в комнате Нэнси Рейган, в которой она узнала о том, что ее мужа, Рональда, застрелили.
– О господи.
– А еще здесь же старина Хитрый Хер сказал семье, что подает в отставку.
– Прошу прощения, что за старина Хитрый Хер?
– Никсон! Слушай, ты сводишь к нулю все, за что боролись старые пердуны этой страны, так надругавшись над любимцем республиканцев! Выучи хотя бы основы американской истории.
– Не думаю, что слово «надругательство» здесь подходит, – отвечает Генри. – Такие условности уместны лишь с девственницами, а, кажется, речь шла вовсе не о них.
– Ага, а я уверен, что ты почерпнул все свои навыки из книг.
– Ну, я ходил в универ. Чтение книг может быть здесь совсем ни при чем.
Двусмысленно промычав что-то в ответ, Алекс решает свести обмен колкостями на нет. Он окидывает взглядом комнату. Когда-то, жаркими ночами, семья Тафтов использовала ее как спальню, занавешивая окна лишь полупрозрачными занавесками. Один из углов комнаты, в котором Эйзенхауэр когда-то играл в карты, сейчас забит коллекцией старых комиксов Лео.
Все это скрыто от неискушенного наблюдателя. Алекс всегда подмечает такие вещи.
– Эй, у тебя странный голос, – замечает он. – Ты в порядке?
Генри запинается и прокашливается.
– Я в норме.
Алекс не произносит ни слова, позволив тишине вытянуться между ними в тонкую нить, прежде чем ее оборвать.
– Знаешь, это вот соглашение между нами… ты ведь можешь делиться со мной всяким. Я же делаю это время от времени. Политика, учеба, дурацкие семейные проблемы… Я понимаю, что я… ну, совсем не образцовый собеседник, но… Ты понял.
Еще одна пауза.
– Я не… очень хорош в беседах, – отвечает Генри.
– Ну а я не был хорош в минетах, но все мы учимся и растем, милый.
– Не был?
– ЭЙ! – обижается Алекс. – Хочешь сказать, что все по-прежнему так плохо?
– Нет-нет, даже не думал, – отвечает принц, и Алекс чувствует, как тот улыбается на другом конце телефона. – Правда, первый раз был… Ну, ладно. По крайней мере, ты старался.
– Не помню, чтобы ты жаловался.
– О’кей, ладно, я мечтал об этом всю жизнь.
– Видишь? – замечает Алекс. – Ты только что поделился этим, можешь рассказать и об остальном.
– Едва ли это то же самое.
Алекс перекатывается на живот, задумывается и очень четко произносит:
– Малыш.
Это их фишка. Малыш. Пару раз Алекс случайно ронял это слово, и каждый раз Генри тут же таял, а Алекс притворялся, что не заметил этого. Но кто говорит, что они здесь играют честно?
На том конце линии раздается медленный вздох – словно воздух выходит из трещины в окне.
– Просто… Это не самый лучший момент, – отвечает Генри. – Как ты там сказал? Дурацкие семейные проблемы?
Алекс поджимает губы, покусывая щеку изнутри. Вот оно. Он давно задумывался, когда Генри начнет рассказывать о своей семье. Он вскользь упоминает о том, что Филипп заводится так сильно, что становится похожим на квантовые часы, о недовольстве бабки, да и о Би рассказывает не реже, чем сам Алекс – о Джун, но Алекс понимает, что за всем этим кроется что-то гораздо большее. Он не знает, когда начал обращать на это внимание, – так же, как и когда он стал отмечать перемены в настроении Генри.
– О, – отзывается он. – Понимаю.
– Видимо, ты нечасто читаешь британские газеты?
– Еще этого не хватало.
Генри издает горький смешок.
– Что ж, Daily Mail всегда нравилось копаться в нашем грязном белье. Они… эм. Пару лет назад они дали прозвище моей сестре. Кокаиновая принцесса.
Что-то знакомое.
– Это из-за…
– Да, из-за кокаина, Алекс.
– Ладно, об этом я слышал.
Генри вздыхает.
– В общем, кому-то удалось миновать охрану и написать баллончиком на ее машине «Кокаиновая принцесса».
– Твою мать, – ругается Алекс. – И она переживает из-за этого?
– Беатрис? – смеется Генри, в этот раз более искренне. – Нет, обычно она не обращает внимания на такие вещи. Она в порядке. Гораздо больше все переживают из-за того, что кто-то прошмыгнул мимо охраны. Бабушка уволила целую команду из службы безопасности. Но… даже не знаю.
