– Итак, – произносит она и проводит рукой перед лицом – лицо президента исчезает, появляется лицо матери, – привет, детки.
– Првт, – бормочут Алекс и Джун в унисон, набив рот едой.
Эллен вздыхает и смотрит на Лео.
– И что, вот это мои дети? Никаких чертовых манер – какая-то парочка мелких опоссумов. Вот почему говорят, что женщины не могут иметь все и сразу.
– Они совершенны, – отзывается Лео.
– Хорошие и плохие новости, – объявляет Эллен. – Валяйте.
Вечная система наверстывания упущенного включается в ней в те дни, когда она занята больше всего. Алекс вырос с матерью, которая была поразительным сочетанием предельно организованного и эмоционального человека и ведет себя словно чрезмерно вовлеченный в свое дело жизненный наставник. Его мать даже сделала презентацию, когда у Алекса впервые появилась девушка.
– Ммм. – Джун проглатывает кусочек пиццы. – Хорошая новость… О! Боже мой. Ронан Фэрроу написал в «Твиттере» о моей заметке в New York Magazine, и теперь мы обмениваемся там шуточками. Первая часть плана по превращению его в своего друга уже позади.
– Не притворяйся, что все это не часть твоего плана, как убить Вуди Аллена и выставить все как несчастный случай, злоупотребив своим положением, – встревает Алекс.
– Он такой хилый, что достаточно одного хорошего толчка…
– Сколько раз я должна говорить вам, чтобы вы не обсуждали планы убийства в присутствии действующего президента? – перебивает их мать. – Правдоподобное отрицание. Продолжай.
– Ну ладно, – говорит Джун. – Плохая новость в том, что… Вуди Аллен по-прежнему жив. Твоя очередь, Алекс.
– Хорошо то, – отвечает Алекс, – что я обманом заставил одного из профессоров согласиться с тем, что вопрос на нашем последнем экзамене был некорректным, и получил зачет. – Он делает большой глоток пива. – Плохо то, что… мам, я видел новую картину в холле на втором этаже и хочу знать, как ты позволила повесить портрет терьера Джорджа Буша в нашем доме.
– Приобщаюсь к народу, – отвечает Эллен. – Люди считают их милыми.
– Я хожу мимо него каждый раз, как иду в свою комнату, – говорит Алекс. – Его маленькие глазки-бусинки следуют за мной повсюду.
– Картина остается.
Алекс вздыхает.
– Ладно.
Настает очередь Лео. Как всегда, его минусы каким-то образом превращаются в плюсы. Затем приходит черед Эллен.
– Что ж, мой посол в ООН не справился со своей единственной обязанностью и что-то ляпнул про Израиль, а теперь я должна звонить Нетаньяху и извиняться перед ним лично. Но хорошо то, что в Тель-Авиве сейчас два часа ночи, так что я могу отложить это до завтра и поужинать с вами двумя.
Алекс улыбается ей. Даже три года спустя он по-прежнему с благоговением слушает о том, как мать говорит о своих президентских проблемах. Настает время ленивой болтовни, мелких колкостей и шуток «для своих». Несмотря на то что такие вечера случаются редко, они по-прежнему прекрасны.
– Итак, – произносит Эллен, взявшись за следующий кусок пиццы и начав с корочки. – Я когда-нибудь рассказывала вам, как играла в бильярд в баре у матери?
Джун резко останавливается, не донеся пиво до рта.
– Что ты делала?
– Ага, – подтверждает она. Алекс обменялся недоверчивыми взглядами с Джун. – Мама управляла тем чертовым баром, когда мне было шестнадцать. Он назывался «Пьяный скворец». Она разрешала мне приходить после школы и делать там уроки, а друг-вышибала следил за тем, чтобы никто из старых пьяниц ко мне не приставал. Через несколько месяцев я уже неплохо играла в пул и начала спорить с постоянными посетителями, что смогу их обыграть. Вот только я дурачила их – держала кий неправильно, притворялась, что забыла, какие шары мои. Проиграв одну партию, я затем отыгрывала в два раза больше.
– Ты, должно быть, шутишь, – говорит Алекс, несмотря на то, что вполне может себе это представить. Его мать всегда была пугающе хороша в бильярде и еще лучше – в стратегиях.
– Все правда, – подтверждает Лео. – Как думаете, как она научилась добиваться всего, что хочет, от старых извращенцев? Это главное умение эффективного политика.
Проходя мимо, словно королева, скользящая сквозь толпу поклонников, Эллен принимает поцелуй Лео. Положив недоеденный кусок пиццы на бумажное полотенце, она берет с полки кий.
– В общем, – произносит она, – смысл в том, что никогда не рано распознать в себе дар и использовать его для достижения своих целей.
– Как скажешь, – отвечает Алекс. Он бросает взгляд на мать, и они обмениваются оценивающими взглядами.
– Включая, возможно… – говорит Эллен задумчиво, – работу над президентской предвыборной кампанией.
Джун опускает свой кусок на стол.
– Мама, он еще даже не закончил колледж.
– В том-то и дело, – нетерпеливо отзывается Алекс. Он ждал этого предложения. – Никаких пробелов в резюме.
– Это касается не только Алекса, – говорит мать. – Это касается вас обоих.
Выражение мучительного страха на лице Джун сменяется мучительным ужасом. Алекс шикает в сторону сестры, и кусок гриба слетает с его пиццы, попав ей на нос.
– Мы внимательно слушаем.
– Я тут подумала, – произносит Эллен, – раз уж вы – «Трио Белого дома», – она изображает пальцами кавычки так, будто не сама придумала это название, – то не должны быть просто кем-то. Все вы – нечто большее. У вас есть навыки. Вы умны. Талантливы. Вы могли бы стать не только чьими-то подручными, но и штатными сотрудниками.
– Мам… – начинает Джун.
– О каких позициях ты говоришь? – прерывает ее Алекс.
Его сестра замолкает и возвращается к своему куску пиццы.
– В семье не без зануды, Алекс, – произносит она, откусывая кусочек. – Политика – это для тебя. Куча исследований и писанины.
– Да, черт возьми, – отзывается Алекс. – Жить не могу без этой романтики. Я в деле.
– Алекс… – снова начинает Джун, но мать обрывает ее.
– Джун, я думала о работе в коммуникациях, – продолжает она. – Раз уж твое образование связано с общественными связями, то я решила, что ты можешь взять на себя часть ежедневных контактов с медиаагентствами, работать над рассылкой, анализировать аудиторию…
– Мам, у меня уже есть работа, – отвечает Джун.
– Ах, да. Конечно, дорогая. Но ты могла бы работать на полную ставку. Ты получишь связи, карьерный рост, реальный опыт и при этом будешь заниматься чем-то совершенно потрясающим.
– Я, эм… – Джун отщипывает кусочек корочки от пиццы. – Не помню, чтобы я когда-нибудь говорила, что хочу заниматься чем-то подобным. Это… серьезное решение, мам. И ты понимаешь, что если сейчас я займусь связями в предвыборной кампании, то потеряю шанс стать журналистом – журналистский нейтралитет и все такое. Мне и сейчас едва позволяют выражать свои мысли в колонках.
