— Если понадобится, вы будете с ним спать, — жестко чеканит темный. Его взгляд вновь становится тяжелым и острым.
— Я не об этом. Я займусь вашей свадьбой, но в агентство не вернусь.
— Хотите сказать, что справитесь в одиночку? Вы же должны представлять масштабы работы.
— Представляю и могу вас заверить, что справлюсь.
— Что ж, можете попробовать, — безразлично пожимает плечами Хорос. Не похоже, что его особо заботит это мероприятие. Впрочем, это ведь не он невеста, мечтающая об идеальной свадьбе. — Но если Фелисия будет вами недовольна…
— Она останется мною довольна.
Усмехается:
— Еще и самоуверенная… Главное, чтобы вами остались довольны мы с Ксанором.
Мысли снова убегают к грязным подгузникам и тому, как один из них будет смотреться на голове у этого сноба.
Хорос кладет руки на прохладный камень столешницы.
— Рад, Эления, что мы пришли к согласию.
Пауза. Чувствую, как его взгляд скользит по моему лицу, медленно опускаясь ниже, отчего мне хочется подтянуть лацканы жакета к самому горлу или нырнуть под барную стойку.
Особенно после его следующего заявления:
— А теперь, сонорина Лэй, я попрошу вас раздеться.
ГЛАВА 5
Эления
На какое-то мгновение в глазах темнеет, и я все-таки хватаюсь за чашку. Высший, явно угадав мои намерения, накрывает мою руку своей, слегка сжимая пальцы. Вздрагиваю от этого прикосновения и спешу отдернуть руку, даже (на всякий случай) завожу ее за спину. Пока действительно чем-нибудь в него не швырнула.
— Меня не интересуют ваши прелести, Эления. Только знак принадлежности.
— Там ничего нет, — отвечаю, чувствуя, как к щекам приливает кровь и они начинают гореть.
— Так не бывает, — щурится Хорос и добавляет резко, как будто приказывает: — Я настаиваю.
Оглядываюсь на дверь спальни, цепляюсь взглядом за входную дверь, за которой его дожидается охрана, и с силой сжимаю руки в кулаки. Мы одни, но раздеваться перед ним… Да лучше обнажиться перед всем Кадрисом, чем перед этим матерым хищником!
— Поверьте, я…
— Я не стану верить на слово светлой, едва не превратившей мою невесту в марионетку, — жестко обрывает меня Хорос. — Раздевайтесь, Эления. Или я могу передумать и сделать то, что собирался сделать этим утром: передать вас полиции.
Мне следует быть ему благодарной за щедрое предложение оплатить операцию, но вместо этого в сознании пульсирует одна-единственная мысль: как же сильно я его ненавижу.
— Отвернитесь, — сдаюсь, мысленно проклиная темного.
— Ложная скромность! — пренебрежительно фыркает Хорос, но все-таки отворачивается.
— Если у меня есть ребенок, это еще не значит, что я вела разгульный образ жизни и обнажалась перед каждым вторым мужчиной!
— Я не каждый второй мужчина.
— Вы хуже!
Чувствую, что нервы начинают сдавать, и спешно стаскиваю с себя пиджак. Чем скорее он удовлетворит любопытство, тем скорее уйдет. Дрожащими пальцами расстегиваю одну за другой пуговицы блузки. Прохладный шелк соскальзывает с плеч, с мягким шелестом оседая на бедрах. Схватившись за поясок юбки, немного ее приспускаю, позволяя крыльям раскрыться, и говорю своему мучителю:
— Можете смотреть.
Поворачиваюсь к нему спиной, каждой клеткой своего тела ощущая пристальный, жадный взгляд высшего. Слышу его шаги, каждый перекликается с ударами моего сердца, и тихо сглатываю, почувствовав прикосновение его пальцев.
Хриплый шепот:
— Отреченная…
Он не спешит оставлять меня в покое, обводит пальцами, едва дотрагиваясь, то место, где когда-то серебром растекалась по коже родовая метка, а теперь вместо нее уродливый шрам, оставленный сильным ожогом.
Темный не отнимает руки, а я не нахожу в себе силы даже пошевелиться. Чувствую тяжесть его ладони и горечь стыда, комом осевшую в горле. Еще никто не видел меня такой.
— Вы закончили? — наконец прорезается голос.
Секунда, вторая, и обжигающее прикосновение исчезает. Бесшумно выдыхаю, складываю крылья и спешу натянуть блузку обратно. Вот только пальцы не слушаются, и у меня никак не получается справиться с пуговицами.
— Вы лишились покровительства рода из-за ребенка?
— Да.
Не стану его разубеждать. Пусть лучше думает так, чем продолжает копать.
Прежде чем темный успевает задать очередной каверзный вопрос, оборачиваюсь и спрашиваю:
— Как долго я должна буду находиться с вашим братом?
— До выборов. После этого вы с ним порвете или сделаете так, чтобы он порвал с вами.
— А если он не обратит на меня внимания?
— Такого быть не может, — с задумчивой усмешкой произносит Хорос.
Тьма в его глазах становится непроницаемой, ноздри трепещут, раздуваются. Сейчас он похож на хищного зверя, готового к нападению. Для него я что лакомая добыча. Он чувствует меня, мой запах, и он ему нравится.
Вот это-то больше всего и пугает.
— Уже поздно, — говорю тихо. — Мне давно пора было отпустить няню и уложить Литу спать.
Взгляд темного светлеет, становится почти осмысленным. Он отворачивается и под мой вздох облегчения берет в руки пиджак и галстук.
— Вам пришлют договор, сонорина Лэй, — говорит уже совсем другим голосом, без хриплых, таких пугающих ноток. — Изучите его и подпишите. Если возникнут вопросы, свяжетесь со мной по номеру, который уже внесен в ваш сейт.
Обалдеть.
Такое чувство, будто вся моя жизнь в одночасье стала достоянием этого сноба.
— Завтра вы обедаете с Фелисией в «Альвите», — натягивая пиджак, продолжает он инструктаж. — По «счастливой случайности» я с братом тоже буду там. Моя невеста представит вас ему, а дальше уже все будет зависеть от вас. И да, — Хорос бросает по сторонам взгляд, — вам придется переехать. Девушка Ксанора Хороса не может жить… здесь.
В этом «здесь» звучит столько пренебрежения, словно мы находимся на какой-нибудь свалке или застряли в выгребной яме.
С силой, до боли закусываю губу. Спокойно, Эления, сейчас он уйдет. Дашь волю чувствам, когда за ним закроется дверь, а сейчас молчи и терпи.
— Доброй ночи, сонорина Лэй. — Хорос бросает на меня последний взгляд и открывает дверь.
У меня нет никакого желания его провожать — сам уберется, но увидев на лестничной площадке Хайме, пытающегося пробиться через охранников, бросаюсь к нему и говорю:
— Впустите его. Это мой друг.
При виде высшего у Хайме округляются глаза, а вот Хорос почему-то морщится. Лишь на мгновение эта гримаса искажает черты его лица, а в следующую секунду оно снова каменеет.
