– С зубом, – ответила Бабурина.
– Ха. Ну да, ну да. С чем же еще к зубному врачу? Не с аппендицитом же? Ха.
Бабурина подумала, что доктор начал раздражать ее еще больше, чем зубная боль.
– Ну-с, давайте присаживайтесь. Посмотрим, что у вас там.
У доктора в руках появились щипцы. Таких больших Анжеле никогда не приходилось видеть. Она даже подумала, что они порвут ей рот, но боль снова напомнила о себе, и Анжела сдалась. Она широко открыла рот. Светличный засунул щипцы и практически тут же их вынул. Бросил инструмент в раковину рядом с пациенткой и пошел к столу.
Анжеле очень хотелось посмотреть на «мерзавца», так терзавшего ее. Она вывернулась и заглянула в эмалированное нутро мойки. На ее удивление, крови не было. В идеальной белизне лежал зуб – округлая головка с длинным корнем.
«Неудивительно, что он болел», – подумала Анжела.
Зуб был землисто-серого цвета. Бабурина облегченно вздохнула – и вдруг увидела, что зуб шевельнулся. Он будто бы махнул корнем-хвостом и немного продвинулся по направлению к Анжеле. Теперь то, что еще минуту назад было костным отростком, вырванным из ее рта, больше походило на желеобразного головастика. Головастик поднял голову и…
Анжела закричала и проснулась.
Шея затекла от неудобной позы. Анжела вздохнула, откинула голову назад и снова закрыла глаза. Перед тем как проснуться, она разглядела тварь, смотрящую на нее. Это было миниатюрное лицо Макса. Того самого Максима Бабурина, которого она знала, за которого выходила замуж, с которым занималась любовью, которому клялась прожить с ним до самой смерти, разделяя радость и горе.
«…Я уйду от тебя», – вспомнила девушка.
Так просто сказанные слова – а как сейчас все сложно! И что теперь? Что, черт возьми, теперь? Ты ушла от него, да еще запрыгнула в постель к его другу. Каков результат? Один уже мертв, второй медленно умирает. «Но в чем я-то виновата?! В чем?!»
«А в том, милочка, что ты, не разобравшись, обвинила любимого человека во всех грехах. В том, что не попыталась понять его, когда узнала о его даре. В том, что тут же прыгнула в койку к Олегу. И после этого ты все еще считаешь, что любила Максима?»
«Да! Черт возьми, да! Я любила Максима, любила! Но только того, прежнего. А этого я боюсь…»
Анжела вспомнила жуткий вид бывшего мужа. Ее передернуло. В кого его превратила эта чертова Сила? В монстра, в безжалостную тварь!
«А как же ты с ним собиралась дожить до старости? Как ты собиралась терпеть его храп, недержание и еще черт знает что? Вечно преследующий тебя запах лекарств…»
«Но я стала бы такой же развалиной, и это было бы не сейчас, потом, через несколько десятков лет. Я не хотела, чтобы вот так…»
«А может, ты и права. Зачем тебе этот колдун? Зачем тебе этот больной старик, после проклятий которого ты можешь однажды не вернуться с работы?»
«Я боюсь, но…»
Анжела снова вспомнила сон. Выпадение зубов – это к потере или смерти. Смерти близкого человека… Максим! Максим умрет. Анжела была уверена.
«Я боюсь его, но я должна быть рядом. Хотя бы перед тем, как он умрет».
* * *
Анжела сидела в кресле и плакала. В руках она держала записку.
– Давай я прочитаю. – Егор взял у сестры мокрый от слез листок. – Читать?
Анжела кивнула, и Егор начал:
– «Какой-то случай взял и смял мою жизнь как использованную салфетку. В один миг я стал безжалостным террористом – и одновременно трясущимся заложником. Заложником Силы. Заложником только по отношению к себе, а террористом – и к себе, и к другим. В один миг я возненавидел весь мир, всех людей. В своих бедах я винил кого угодно, только не себя. А бед навалилось хоть отбавляй. На самом деле, когда у тебя есть дар (неважно от кого, от Бога или от Дьявола), ты обязательно захочешь им воспользоваться. Когда ты умеешь рисовать, неужели не напишешь хотя бы одну картину? Или если ты умеешь сочинять, неужели не настрочишь хоть небольшой рассказ для друзей? Конечно, то, чем я обладал, даже близко не стоит рядом с творчеством. Я имею в виду то творчество, которое происходит от слова «творить». Мой дар другого плана. Я мог разрушать и убивать. Убивать и разрушать, не пошевелив пальцем. Идеальный киллер. Трудно не возомнить себя если не богом, то полубогом уж точно. Чем больше я убивал, тем больше меня заполняла враждебная сущность. Сущность безжалостная. Я не знаю, к кому в руки попадет эта записка. Скорее всего, тому, кто найдет мое тело. У меня никого не осталось. Ни друзей, ни родственников. Человек, обладающий такой силой, обречен на одиночество».
Анжела зарыдала с новой силой. Егор даже начал сомневаться в том, что она его слышит, но все равно продолжил читать:
– «Так что, я думаю, записку найдет какой-нибудь сердобольный сосед, учуявший запах разложения. Наверное, правильней будет обратиться к тебе напрямую, дорогой мой сосед. Итак, рядом с запиской лежит книга. Очень рекомендую прочитать и дать другим. Она очень многое объясняет. Да, сосед, перестань ненавидеть людей. И обязательно прочитай Библию. Даже если ты уже ее читал, прочитай еще раз, и еще. И я уверяю, у тебя не останется в сердце места для ненависти к людям. Теперь, кажется, все. Сейчас 12.32. Я скоро умру. Правая рука отнялась, глаз не видит. Я сомневаюсь, что вообще что-нибудь слышу. Вокруг ватная тишина. Конец близок. Не знаю, сколько я еще протяну, думаю, не больше часа. Левая рука ничего не чувствует. Я думаю, нервные окончания отмирают первыми. Пока я могу еще писать, но с трудом. Сосед, все-таки около пяти часов назад я сделал доброе дело. Я убил тех, кто этого заслуживал по-настоящему…»
Егор перевернул лист. Ничего. Письмо закончено. Теперь было ясно: ему стало плохо, когда он писал записку. Егор уловил суть, но решил перечитать еще раз.
– Бог ты мой, у него же никого не осталось! – воскликнул он.
Анжела, едва успокоившись, вновь заплакала. Егор вдруг понял, что не будь он так одинок, возможно, ничего этого не случилось бы. Тело Максима вынесли час назад, запах разложения еще присутствовал, несмотря на открытые окна. Когда они с Анжелой вошли в квартиру, запах был таким сильным, будто труп пролежал в ней месяц. Егор посмотрел на часы. 16.23. Месяц, а не три часа.
Пока они ждали «Скорую», их привлек репортаж о заложниках Салимовского детдома. Анжела все время плакала.
– Вам не кажется странным, что боевики перестреляли друг друга? – задал вопрос корреспондент местного телевидения.
Камера показала тучного человека в милицейской форме. Несмотря на пасмурную погоду, милиционер потел, снимал фуражку и вытирал носовым платком лысину.
– Основной версией…
Теперь Егор знал основную версию. Бог ты мой, вот то доброе дело, которое совершил Максим перед смертью!
Егор вошел в кухню, достал зажигалку и поджег записку. Бросил в раковину и, когда она догорела, включил воду. Прошел по всем комнатам и закрыл окна. Форточку в кухне оставил открытой. Запаха вроде бы не было, но все-таки, чтобы воздух не был таким спертым… Когда они теперь сюда попадут? Анжела вряд ли останется здесь жить.
