– Когда начинается твоя вечеринка?
– В восемь, – ответила я слегка изменившимся голосом.
– К этому времени мы уже вернемся… во всяком случае, я надеюсь. Если хочешь, я тебя подвезу.
– Отлично! – Еле сдерживая улыбку, я бегом вернулась в дом.
В середине дня мама позвонила нам и сообщила, что дедушкино состояние стабилизировалось. Приглушенным больничным голосом она говорила, что папа справляется и чтоб я вытащила из морозилки вырезку на обед. Я ухмыльнулась – обожаю стейки! Все складывалось идеально. Я пошла и налила себе лимонаду со льдом, ледяные кубики тихонько позвякивали в стакане. И еще апельсин взяла. Остаток дня я чудесно провела на солнышке в саду – написала очередную главу про Биззла Бэззлбога, наполнила птичью кормушку на ветке дерева у задней двери. Птицы тотчас, треща крыльями, устремились к кормушке – сорока (старая знакомая), зяблик (осторожный, сначала опустился на землю) и ласточка (ас! такие фигуры высшего пилотажа над клумбой выделывала). Я, до смешного счастливая, смотрела и смотрела на них. Птицы – это мое. Я знаю практически все виды птиц, которые водятся в Англии. Ей-богу. Без хвастовства.
В саду желтели сотни одуванчиков. Я вам один нарисовала – вдруг в вашей местности другие сорняки или вообще сорняков нет. Мне думается, Техас, он сухой, может, даже – пустыня с миражами. Держу пари, вам из окошка видны бескрайние золотые пески. И, мистер Харрис, это же мука мученическая. Впрочем, может, вы неравнодушны к пляжам?
Я сорвала жирный одуванчик, плюхнулась на траву и, задрав ноги на вазон, принялась крутить цветок в руке. Солнце на небе было в точности такого же цвета, как мой одуванчик, горячий желтый луч протянулся между ними. Блистающая связующая нить… а может, просто первый загар на руке, но на мгновение мне показалось, что я и вселенная – звенья одной гигантской цепи. Все имело значение, и все имело смысл. Словно кто-то расписал мою жизнь по дням и часам.
Кто-то другой, а не моя младшая сестренка.
– Нравится?
Надо мной стояла Дот в розовом платье. Свою книжку с головоломками она зажала под мышкой, чтобы освободить руки для разговора, потому что она у нас глухая. Я скосила глаза на картинку. Дот не в том порядке соединила точки, и бабочка, которой следовало порхать в небесах, вот-вот должна была потерпеть крушение в кроне дерева. Я засунула одуванчик за ухо.
– Очень!
– Больше чем шоколад?
– Больше, – жестами ответила я.
– Больше чем… мороженое?
Я сделала вид, что задумалась.
– Смотря какое мороженое.
Дот шлепнулась на свои пухлые коленки.
– Если клубничное?
– Больше, чем клубничное.
– А если банановое?
Я покачала головой:
– Больше!
Дот радостно захихикала и наклонилась ко мне. – Правда, больше, чем банановое? Я чмокнула ее в нос.
– Больше, чем любое мороженое в целом свете!
Дот отбросила книжку на траву и растянулась рядом со мной, ветерок раздувал ее длинные волосы.
– А у тебя за ухом одуванчик.
– Точно.
– Почему?
– Они мои любимые цветы, – соврала я.
– Больше, чем нарциссы?
– Больше, чем любые цветы во всей вселенной, – я решила сразу пресечь дальнейшие вопросы, потому что входная дверь открылась, и в холле раздались шаги. Я села, прислушиваясь. Дот непонимающе уставилась на меня.
– Мама с папой, – объяснила я.
Дот вскочила на ноги, но что-то в голосах родителей заставило меня схватить ее за руку и остановить. Через открытое окно было слышно – они ссорятся. Я нырнула за куст, дернула Дот за собой. Та засмеялась, полагая, что это какая-то игра, а я осторожно раздвинула листья.
Мама шваркнула чашку на кухонный стол.
– Как ты мог на это согласиться!
– А что я должен был сделать?
Мама сердито ткнула выключатель ни в чем не повинного чайника.
– Поговорить со мной! Посоветоваться!
– Как я мог? Тебя же не было в палате!
– Это не оправдание.
– Он их дедушка, Джейн. Он имеет право их видеть.
– Не говори ерунды! Они сто лет про него знать не знали.
– Тем важнее для них побыть с ним рядом сейчас, пока не поздно.
Мама закатила глаза. Дот крутилась и вертелась, норовя вырваться. Я зажала ей рот рукой и сделала страшные глаза: ш-ш-ш! Мама выхватила из ящика чайную ложку и со стуком задвинула ящик на место.
– Мы давным-давно все решили. Давным-давно! Я не собираюсь начинать все сначала, только потому, что твой папаша слегка…
– У него был удар!
Мама швырнула ложку в чашку.
– Это ничего не меняет! Ровным счетом ничего! И вообще на чьей ты стороне?
– Не должно быть никаких сторон, Джейн. Я больше не желаю этого. Мы одна семья.
– Расскажи об этом своему… – начала было мама, но тут Дот укусила меня за палец и вырвалась на свободу.
Что я могла поделать? Она умчалась на всех парах, прошлась колесом по лужайке, выставив напоказ свои трусики, и под конец грохнулась на траву. Мама с папой изумленно глядели в окно, а Дот сорвала одуванчик – только этот был белый, пушистый; целый шарик таких невесомых штучек, похожих на мертвых фей. Солнце зашло за тучку, Дот сильно дунула, и одуванчика не стало. И, мистер Харрис, на этом я заканчиваю, потому что устала, и к тому же у меня левая нога затекла.
Зои
Сказочная ул., 1
Бат
2 сентября
Уважаемый мистер Харрис!
Знаете, чем хорош этот сарай? Здесь нет посторонних глаз. Вообще ничьих глаз. Только восемь паучьих, и те на меня не смотрят. Паук посиживает на своей паутине на подоконнике и таращится в окно на силуэт дерева, на облако, на серп луны, серебром отражающийся в его глазах. О мухах небось мечтает или еще о чем.
Завтра будет иначе. Снова будут глаза. Печальные и любопытные, бесстыдно пялящиеся и старающиеся не смотреть мне в лицо, но поглядывающие исподтишка, когда я вхожу в школу. Никуда от них не спрячешься, даже в туалете (если вы об этом подумали). В прошлом семестре несколько девчонок подкараулили меня, когда я выходила из кабинки, подскочили, окружили. Все-то им хотелось знать – что да как, где да когда (только не кто), потому что они все были на его похоронах.
Вопросы вопросы вопросы вопросы – именно так: громче, громче… Я не знала, что им сказать. Это становилось подозрительным, нужно было найти какие-то слова, но в голове зияла черная дыра. Вакуум. Ни единого слова. По спине пошла испарина, меня словно проткнули раскаленной спицей от темени до копчика. Я до отказа отвернула кран. Вода с брызгами хлестала мне на руки, пытаясь смыть вину. Я скребла руки изо всей мочи, все сильнее, сильнее. И хватала ртом воздух, все быстрее, быстрее. А девчонки подбирались все ближе, ближе… Я не могла выносить этого ни секундой дольше и бросилась наутек, а в дверях налетела на нашу учительницу английского. Та только глянула на меня и сразу потащила к себе в кабинет.
