Как ни странно, прямо сейчас на настоящей стене сарая есть настоящая муха. Маленькая такая черная мушка. Только она не сидит, она угодила в паутину на подоконнике и теперь таращит свои глазки на сад за окном. Никак небось не поймет, что стряслось с ее свободой. Держу пари, к тому времени, как встанет солнце, паук ее сожрет. Судя по небу, до рассвета недалеко, и, значит, мне пора возвращаться в дом, а то мама скоро проснется. Часы перевели назад, светает теперь на час раньше, и это некоторое утешение, Стюарт. Ужинаешь ты, конечно, когда за окном темно, зато завтракаешь при солнышке и, надеюсь, чувствуешь на лице его тепло.
Целую,
Зои
Сказочная ул., 1
Бат
14 ноября
Привет, Стюарт!
Не осуждай меня! Я правда не виновата. Сама бы я ни за что не согласилась пойти, да только мама что-то заподозрила. Когда я вернулась из школы, она говорила по телефону. Не спрашивай, как я поняла, что она говорит с Сандрой, а вот поняла и все. А мама говорила ага да угу и всякое такое, потом повесила трубку и объявила, что мы идем к Сандре на чашку кофе.
Само собой я взвилась:
– Да не люблю я кофе!
– Ну и что? – Мама прищурилась, словно хотела проникнуть в мой мозг. – Так тебе будет легче с ней встретиться. А уж она-то как рада будет! Она же тебе нравится, да?
– Да. Но я… у меня… У меня горло болит, вот что.
Мама запихала мне в рот пару обезболивающих таблеток и вытолкала за дверь. Четверть часа спустя я сидела в зимнем садике Сандры. Впервые после похорон.
– Вы часто из дома выбираетесь? – поинтересовалась мама.
– Бывает, – ответила Сандра. – Иногда.
Папа не соврал насчет ее веса. Лицо осунулось, ключицы выпирают, руки исхудали. Волосы тоже стали другими. Когда-то они были черными с каштановыми мелированными прядями, стильно подстриженные. Теперь их испестрила седина, и они здорово нуждались в стрижке.
– Придумываю себе разные дела…
– Это правильно, – закивала мама. – Это единственный выход – чем-то заниматься, чтобы не оставалось свободного времени.
– Никогда не думала, что его столько, конца-краю нет, – тихо проговорила Сандра. – Бесконечные часы. Каждая минута тянется, тянется…
Показалось солнце, заиграло на фонтане в саду. Мне вспомнились крылья мертвой бабочки в воде и тронувший их пальцем Макс. Я тряхнула головой, но образ не уходил, наоборот, стал ярче, привел другие воспоминания: Арон смотрит на сову; рука Макса на моем бедре; Арон исследует мою кожу, губы, изгибы тела… Сердце уже стучало африканским тамтамом, желудок скрутило жгутом. Сейчас вырвет, подумала я, и тут Сандра повернулась ко мне:
– А как ты, Зои?
Я боялась открыть рот. Не ровен час…
– Она просто ужасно! – поторопилась вмешаться мама. – И на учебе плохо сказывается.
– Оно и понятно. Они же были так дружны, правда ведь? – сказала Сандра. Это, Стюарт, был риторический вопрос, ответа на него не требовалось. – И так внезапно все оборвалось…
Я вскочила с места.
– Что ты, Зои? – Мама обеспокоенно смотрела на меня. А у меня тряслись руки, комната вдруг стала страшно тесной, узел школьного галстука мешал дышать. Я дергала его, дергала, силясь распустить, но он не поддавался. – Мы, пожалуй, пойдем, – торопливо сказала мама. – Ей нездоровится. Да и младших девочек я оставила на соседку. Спасибо за угощение.
Сандра, искренне озабоченная, тяжело поднялась на ноги. На нее было больно смотреть. Поэтому я смотрела на небо, а она обняла меня за голову.
– Я понимаю тебя, – сказала она, крепко прижимая меня. – Ах, как понимаю. Приходи, когда захочешь, я буду рада, – она легонько оттолкнула меня, погладила по щеке. – Мы сможем помочь друг другу.
У меня сжались кулаки. И зубы. Терпение мое кончилось. Я больше ни секунды не могла выносить ее доброту, но тут оказалось, что Сандра уже идет к входной двери, шаркая расползающимися по шву старыми тапками. Возле фотографии на стене она остановилась.
– Ты видела?
Серебряная рамка.
В центре я в голубом платье, с раскрасневшимся сильнее обычного лицом, а по бокам Макс и Арон.
Весенняя ярмарка. Огни автодрома на заднем плане. В воздухе дым от тележек с хот-догами. В уголке дата – 1 мая.
– Это что? Это… – начала мама.
– Да, это его последняя фотография.
У меня с лица исчезли все краски. Я физически чувствовала, как со щек стекает розовый цвет, будто румяна, смытые холодной водой.
– Это моя любимая, – сказала Сандра. – Он здесь такой веселый, счастливый. Как и вы все.
Она погладила наши лица, и вот тогда, Стюарт, я выбежала на улицу, и меня стошнило под деревом.
Целую,
Зои
Сказочная ул., 1
Бат
29 ноября
Привет, Стюарт!
По крыше сарая яростно барабанит град. Если у вас в Техасе такого не бывает, представь, что на небесах опорожняют морозилку. Паук небось диву дается: что за безобразие! Он расположился в середке своей пустой паутины, расправил черные-пречерные лапки и, по-моему, присматривается ко мне. Как пить дать, из-за моего прикида: мохнатой шапки лилового цвета, шарфа поверх халата и маминых походных ботинок. Все это я обнаружила в сарае. Не иначе, Дот играла в путешественников. Она здесь устроила себе домик. На ноги я накинула папину куртку, и мне так уютно, спокойно. Я под надежной защитой. Ничто мне не страшно: ни дождь, ни ветер, ни скрывающаяся из виду рука. И крик Сандры тоже не страшен. Нынешней ночью он приснился мне в первый раз.
Я на все готова, лишь бы забыть. На все! Могу съесть паука, голой забраться на крышу сарая, до самой смерти делать домашнее задание по математике… Что угодно, только бы стереть все из памяти, как с компьютера, нажать на клавишу и удалить образы, и слова, и вранье, которое как раз и начинается в следующей части моей истории.
Часть пятая
Макс должен был позвонить на следующий день после Ночи костров. У меня от волос все еще попахивало дымом, и душа была не на месте. Честное слово, стоило моему телефону разок пискнуть, сердце срывалось с места в карьер, почище Ferrari, того, что я купила папе. К слову, за обедом (органические сосиски с картофельным пюре, если интересно) речь как раз зашла о машинах.
– Сегодня по телику новый сезон Top Gear, – сказала я папе (он обожает эту передачу). – В девять часов.
– Здорово, – отозвался папа, не так чтоб очень радостно. – Сейчас, что ли? – спросил он маму.
Мама отпила воды из стакана, дернула плечом:
– Как хочешь.
