Но он не мог не вмешиваться. В наглухо зашторенной комнате ощущался сильный сквозняк. Подмигивал ночник над продавленным креслом. В квартире за закрытыми дверьми царила полная тишина. Текли минуты. Он вертелся, как на иголках, размышлял о нелепостях подлунного мира. Имеет ли невероятное очевидное объяснение? Поднялся, поскрипывая половицами, на ощупь добрался до кухни, где вряд ли в обозримом прошлом что-то готовили, попил из ладошек хлористой водички – искать посуду не было ни желания, ни света. На цыпочках вернулся к креслу, еще посидел, поднялся, отправился исследовать квартиру на предмет непознанного. Прошел в смежную комнату, надышался пылью, яростно тер нос, чтобы не чихнуть. Подкрался к комнате, за которой происходило «таинство», потрогал дверь – добротное дерево, закрывается без зазора, гасит звуки. Робея, как пятиклассник, собравшийся стырить классный журнал, он потянул дверную ручку – на миллиметр, еще на один. Всунул нос в густой, как вата, полумрак. В этой комнате не горел даже ночник. Из угла, где очерчивались контуры тахты, доносилось приглушенное бормотание. Тень склонилась над лежащей девушкой. Она о чем-то повествовала – хрипло, как-то придушенно, проглатывая слова и целые фразы. Вадим не слышал ничего: звуки расползались по пыльному пространству. Он сделал дверь пошире, втиснулся в невероятно узкую, но очень длинную комнату, вытянул шею. Стал подкрадываться. Голос девушки делался резче, отчетливее.
– От полка уцелело не больше двухсот человек… Из живых сформировали роту автоматчиков, которую влили в состав 116-й стрелковой дивизии… Там мы все и познакомились – не так уж много офицеров выжило…
Речь Марии вдруг прервалась, она сипло задышала – видимо, впилась ногтями в диванную набивку: заныли ржавые пружины. Скрипнул стул под сидящим человеком. Он вскинул голову, рассерженно зашипел:
– Послушайте, вы, русского языка не понимающий, уходите, я же говорил, вам не стоит здесь находиться…
Вадим уперся в буквально осязаемую, хотя и невидимую преграду. В горле перехватило, он попятился.
– Простите, маэстро, ради Бога простите…
Он снова сидел в кресле, обливаясь потом. Испарина долго не могла просохнуть. Щеки горели от стыда. Он слышал, как Мария произнесла нецензурное слово, прежде чем он закрыл дверь. Мария ли его произнесла? Или Семен Борисович Белоярский, молодой офицер победоносной Советской армии?..
Похоже, он уснул – во всяком случае воцарение над душой профессора Комиссарова состоялось внезапно и только поддало темпа процессу саморазрушения.
– Вот так-то лучше, молодой человек, – проворчало светило. – Несколько минут сна еще никому не вредили.
– Не сплю пока, – машинально отозвался Вадим, вытрясая артобстрел из головы.
– Но уже храпите, – усмехнулся Комиссаров. Он уселся в соседнее кресло, запрокинул голову. В мареве тусклого света его лицо сделалось совсем одрябшим, одутловатым, под глазами набухли безобразные мешки. Несколько минут он сидел неподвижно, наслаждаясь покоем.
– Как Мария? – тихо спросил Вадим.
– В норме, – кивнул профессор. – Она уснула. Пусть немного поспит, не будем ее беспокоить. Девушка устала.
– Вы тоже плохо выглядите, – заметил Вадим. – Вы что там, своими экзерсисами случайно вызвали Дьявола?
Профессор усмехнулся.
– Обошлось. В своих, как вы выразились, экзерсисах я никогда не практикую латынь. По той простой причине, что забыл ее еще в мединституте. А без латыни Дьявол невозможен…
«Как святой Владимир без креста, – подумал Вадим. – И Киев без Подола».
– И что вам удалось вытянуть из бедной девушки, профессор? Как насчет темного прошлого, которое имеется у всякого светлого будущего?
– Способности человека безграничны, – патетично развел руками Комиссаров. – В отличие от его возможностей. Шутка, – пояснил он, увидев, что Вадим беспокойно шевельнулся. – Беседа с господином Белоярским, упокой Господь его заслуженную душу, будем считать, состоялась. Вы готовы внимательно слушать, молодой человек? Могу добавить к потраченному на вас времени еще полчаса.
Марию разбудили через сорок минут – когда профессор выдохся и выразительно сложил руки крестом. Несколько минут она смотрела в потолок, морщила лоб, пытаясь что-то вспомнить, недоуменно уставилась на профессора, потом на Вадима.
– И это всё? – спросила она дрогнувшим голосом.
– Поднимайтесь, больная, пора укладываться спать, – пошутил Комиссаров. – Вы были неподражаемы, честное слово.
– Не помню ничего, ей-богу…
– Так и должно быть, – успокоил профессор. – Сейчас вы милая привлекательная девушка двадцать первого века. Зачем вам чужие воспоминания? Жизнь и без того неоднозначна. Давайте, милочка, поднимайтесь, будем надеяться, что кавалер поможет вам добраться до дома.
– А ничего в дальнейшем?.. – Вадим сделал многозначительную паузу.
– О, нет, что вы, – снисходительно улыбнулся Комиссаров. – Это был всего лишь легкий гипноз, включая элементы специальной методики. Никакого проникновения в психику, лекарственных препаратов. Позвоните мне денька через два, молодой человек, – Комиссаров порылся в пухлом портмоне, извлек цветастую визитку, – уверен, что с Марией Викторовной все будет в порядке, но, тем не менее… позвоните.
– Спасибо вам, – поблагодарил Вадим.
Мария не стала возмущаться, когда он сел за руль смешного автомобильчика. Обошла машину, угнездилась на пассажирском сидении, посмотрела на него долго и флегматично.
– Вы умеете водить машину, Вадим?
– Водил когда-то, – признался он. – Правда, прав нет. Но ничего, давайте молиться за чуткий сон инспекторов ГИБДД. Доедем, не волнуйтесь, должно же хоть в чем-то повезти.
Она молчала всю дорогу, размышляя над его последними словами. Он тоже не драл глотку, вел машину с разрешенной скоростью, сжав губы, по ночному мегаполису, по освещенному фонарями шоссе. Свернув с трассы, мысленно перекрестился, поддал газу. Несколько минут они стояли перед раскрытыми воротами, слушали, как под забором трудится сверчок. Гвоздики, раздавленные колесами, свидетельствовали о недавних похоронах. На первом этаже особняка проглядывал свет сквозь марлевые занавески – Зоя еще не улеглась.
– Спасибо вам, Вадим, доставили, – прошептала Мария, тяжело вздохнула и положила руку на его побелевшие от напряжения костяшки, сжимающие руль. Ее рука была прохладной и немного дрожала. – Хотите войти в дом?
– Хочу, – чувствуя, как краснеют уши, признался Вадим. – И не только войти, но и остаться.
В ее запавших глазах появилось что-то живое. Но быстро прошло. Еще, мол, один специалист по женщинам, порочащим связям и другим болезням.
– Входите…
Он отпустил педаль тормоза, медленно въехал на территорию. «Умные» ворота плавно закрылись.
– Спокойной ночи, – сказал Вадим, освобождаясь от ремня безопасности. – Не самое лучшее предложение с моей стороны, Маша, согласитесь. Вы похоронили деда, жутко устали, да и настроение, видно, ни к черту. Зоенька, опять же, в доме. Я приеду к вам завтра утром, в десять, договорились? А вы хорошенько выспитесь, придете в себя…
