Винитар сворачивал то туда, то сюда, не особенно
задумываясь, куда именно едет, и в конце концов Сергитхар вынес его на кривую
узкую улочку неподалёку от гавани, где вдоль бесконечных заборов на подушках и
ковриках сидели гадалки.
Винитару было известно, что пророческий дар не считается
среди саккаремских женщин чем-то из ряда вон выходящим. Конечно, далеко не все
они умели провидеть судьбы страны, но способные предсказать суховей или – день
возвращения уехавшего мужа находились в каждой деревне. Это принято было связывать
с осколками Небесных Самоцветов – оружия Богов, разившего Зло во времена
подения Камня-с-Небес. Оружие исполнило свой долг, но и само не пережило битвы.
Его осколки рассеялись, и там, где их находили в земле, рождались чтимые
саккаремцами провидицы и ворожеи.
А если есть настоящие провидицы, немедленно появляются и
поддельные, стремящиеся нажиться на своём мнимом даре и на доверчивости
приезжих. И не так-то просто бывает отличить одних от других.
При виде конного воина гадалки наперебой принялись окликать
его, на всевозможных языках Предлагая истолковать будущее, приворожить
красавицу, отвести вражескую стрелу. Одна потрясала священными табличками –
глиняными лепёшками с выдавленными на них письменами. Другая подбрасывала
железный горшок, внутри которого с удивительно красивым звоном перекатывались
гадательные фигурки. Третья намекала на тайные знания древнего народа меорэ,
четвёртая загадочно поглаживала череп с непропорционально большим лбом и
глазницами… Винитар понял: его приняли за чужеземного наёмника, сошедшего на
чирахский берег в поисках ратного счастья. Он остался равнодушен к призывам
гадалок, ибо уважал как истинный лишь свой, сегванский, неведомый здесь способ
прорицания будущего, – при помощи вязального крючка и трёх морских камешков,
как показывала ему когда-то бабка Ангран. Его взгляд остановился лишь на одной
женщине. Сперва она показалась ему глубокой старухой, но он тут же понял, что
ошибался, и сердце ёкнуло: воистину так могла бы выглядеть его мать, если бы не
умерла годы назад!.. Это видение, впрочем, тоже оказалось простой игрой тени и
косого послеполуденного света. Ведь не могла же, в самом деле, маленькая
темноглазая и темноволосая женщина, вдобавок улыбчивая и полнотелая, хоть
как-то походить на его мать, от которой он унаследовал и волосы, и глаза!..
Женщина молча сидела на старом-престаром коврике, таком
ветхом и драном, что было не вполне ясно, зачем вообще он ей нужен, – ведь
мягкости в нём уж точно больше не было никакой, – и смотрела на Винитара.
Молодой кунс остановил коня. Его рука потянулась к поясу, разыскивая кошель. В
кошеле у него лежало несколько серебряных монет из запасов Волкодава. Винитар
не просил их у него, это венн за столом пододвинул ему горсть денег, сказав
просто: “Возьми”. Кунс нащупал два самых крупных сребреника и бросил их
женщине. Одна – и более здравая – часть его разума отчётливо понимала, что он
делает глупость. Ему, оставшемуся без гроша, купили прекрасную лошадь и ещё
дали денег, а он вздумал тратить их… вот таким образом. Но другая часть его существа
– и он склонен был прислушаться именно к ней, – не менее убеждённо
твердила, что женщина, награждённая от Богов хотя бы мимолётным и неверным
сходством с его матерью, не должна, просто не имеет права сидеть на голых
камнях, а значит, брошенные монетки некоторым образом оказывались посвящены
памяти умершей, стало быть, потрачены самым благим и правильным образом…
И плевать, что якобы нищая гадалка вполне может оказаться
собственницей богатого дома, вышедшей облегчать кошельки таких, как он,
доверчивых простаков…
Женщина между тем ловко поймала брошенные сребреники
подолом, украшенным разноцветными заплатками, и улыбнулась:
– О чём же рассказать тебе всю правду, сынок?
– Ни о чём, – ответствовал Винитар. – Купи
себе, мать, новый коврик или подушку.
– О! Так я и сделаю, – обрадованно отозвалась
уличная гадалка. – Но мой нынешний коврик столь долго странствовал вместе
со мной, что я вряд ли решусь просто взять и похоронить его в мусорной куче.
Окажи ему честь, сынок, присядь на него вместе со мной!
И Винитар, к своему некоторому удивлению, обнаружил, что
соскакивает с седла и в самом деле опускается рядом с женщиной на продранный
коврик. Жеребец изогнул шею посмотреть, чем занят всадник, но с места не
двинулся.
– Никуда не денется твой Серги, – сказала женщина
Винитару, и тот вздрогнул от неожиданности. Он не называл коня по имени так,
что она могла бы услышать, и отлично помнил об этом. От женщины не укрылось его
замешательство, и она шутливо погрозила ему пальцем, а потом взяла за обе руки:
– Не обременяй себя слишком многой задумчивостью, сынок, и не противься течению
жизни. Ты опытный пловец и знаешь, что она всё равно протечёт так, как ей будет
угодно… Верно, ты вождь племени, бросившего родной остров и живущего в чужом
краю, захваченном без правды и чести, так что мало кто из соседей вас любит… А
теперь ты остался вовсе один, даже без ближней дружины и корабля. Ну и что с
того, мальчик? А она кто?.. Верно, кнесинка и дочь кнесинки, но тоже семь лет
уже не видела стен своего Галирада, и жизнь там успела далёко утечь без неё и
помимо неё…
Винитар остолбенело внимал. В некоторый миг ему померещился
вязальный крючок, лежавший на коленях у женщины. И три разноцветных камешка,
брошенные на старый коврик. Он моргнул, и наваждение рассеялось. Но голос
матери продолжал звучать:
– Вы с ней оба – как лягушки на сарсановых листах,
плавающих в болоте: каждый на своём… и оба голые. И оба думаете, что вам нечего
предложить друг дружке, но как же вы заблуждаетесь, глупенькие! У вас есть вы
сами, неужто этого мало?.. А потому слушай меня внимательно, сынок, и памятуй
крепко. – Тёмные глаза женщины вдруг стали необыкновенно глубокими и
воистину заслонили для Винитара всю суету улицы, и в них снова мерцала всё та
же синева беспредельного океана, а выкрики гадалок, ловивших уже другого
прохожего, отдалились в иную вселенную и замолкли. – Памятуй же, – в
полной тишине продолжала его странная собеседница. – Когда тот, кого ты
называешь врагом, хотя был бы рад назвать братом, скажет тебе: “Ступай к ней!
Меня же оставь, у меня другая дорога”, – сделай по его слову и не горюй
оттого, что не превратил его дорогу в свою. И наградой тебе будет отступивший
разлив Сиронга и корабль, поднимающийся с низовий, а на нём – все, кого ты
думаешь, что потерял… и даже с прибытком.
Винитару сразу захотелось расспросить провидицу о сотне
вещей скопом, но услышанное потребовало нескольких мгновений даже не на
обдумывание, нет, просто на то, чтобы как следует ощутить, осознать… когда эти
мгновения истекли и он поднял глаза, то успел увидеть лишь штопаный подол,
мелькнувший и исчезнувший за дальним углом. Женщина унесла даже коврик, ни дать
ни взять каким-то образом выдернув ветхую рванину из-под колен Винитара, причём
он умудрился не заметить движения. Винитар сразу поднялся и последовал за
гадалкой, ведя коня в поводу. Но за углом открылся лишь узкий замусоренный
тупичок, в котором никого не было видно.
* * *