Дильс опустил ружье и сказал успокаивающе:
– Не бойся, кость не задета. Я никогда не промахиваюсь.
Тух-Тух стиснул зубы и, подволакивая подстреленную ногу, заковылял прочь. Нож он спрятал в рукав.
– Зря ты так, – отстраненно сказал Тима. – Он не простит тебе этого.
– Я бы убил его, но в последний момент что-то удержало меня, – пробормотал Дильс. – Его давно нужно было убрать.
Он поднял голову:
– Я хочу, чтобы мы все были открыты друг перед другом.
– То есть? – спросил Тима, хотя уже догадывался, о чем пойдет речь.
– Насчет себя я уверен, – сказал Дильс. – Никаких глаз, щупалец и горбов у меня не растет. И толстеть вроде бы не собираюсь. Злата приболела, но я уверен, что это обыкновенная простуда.
– У меня тоже все нормально, – сказал Артур, внимательно рассматривая свои руки. Его длинные пальцы в зеленоватом свете, который излучали сталактиты, были похожи на бледных пауков.
Дильс испытующе посмотрел на Тиму.
– Что? – не вытерпел тот. – Я тоже в порядке, вот, хочешь, разденусь?
Дильс так долго буровил юношу своими запавшими глазами, словно хотел просверлить насквозь. Наконец он разлепил губы:
– Я верю. Это меня и смущает. Почему с нами ничего не происходит?
Позади послышалась какая-то возня, все обернулись. Это была Злата. На ней была лишь нижняя рубашка, но она выглядела так, словно не чувствовала холода. Глаза пустые, в них жизни не больше, чем в покрытых пылью осколках разбитого окна в заброшенном доме.
– У вас пока есть сила. Она чувствует это, – прошептала Злата. – Хъяц’нигунни, – произнесла она, глядя прямо перед собой. – Хъяц’нигунни.
– Злата, ты что? – Дильс бросился к ней. – Ты в своем уме? Замерзнешь!! Иди оденься!..
– Не могу… говорить. – Злата положила ладонь на грудь, которая тяжело вздымалась, словно от недостатка кислорода. Из горла доносились глубокие хрипы.
– Злата, ты просту… – начал Дильс, но та взмахнула обожженной рукой, не давая ему договорить:
– Мы все помечены печатью. Почему ты ничего не сказал нам, Тух-Тух?
Но Тух-Тух не слышал ее, занятый своей раной, и Злата сказала:
– Я ошиблась. Первый раз в жизни. Это не золото, все дело в Ней. Хъяц’нигунни. На языке мертвых это означает «Замерзшая».
Дильс снова попытался вмешаться, он даже снял с себя куртку, чтобы накинуть ее на плечи Златы, но у нее было такое лицо, что он застыл на месте.
– Хяц… Кто это? – язык с трудом поворачивался у Тимы во рту, так ему стало не по себе, и еще страшней вид Златы – полуголой, с мертвыми глазами, хрипло шепчущей какую-то околесицу.
– Она не из мира живых. Она попала на Землю с далекой планеты, где никогда не бывает света и тепла. Только пески, колючие ветры и вечный холод, – шептала Злата.
Глаза ее были слегка прикрыты, словно она читала какой-то только ею видимый текст. Тима непроизвольно отодвинулся назад, Злата все больше и больше напоминала сумасшедшую.
– Атланты думали, что это погасшая звезда. На самом деле это была Она. Ее нашли и принесли к правителю. Его звали Азг’хгард. У него была прекрасная жена и наследник. Но как только он увидел Хъяц’нигунни, он потерял голову. Жену он заточил в темную башню, где она погибла от голода, а наследника утопил. Хъяц’– нигунни стала править вместе с ним, постепенно оттесняя его и принимая за него все решения.
– Я не намерен слушать этот бред, – сказал Артур, но Дильс рявкнул:
– Сидеть.
И Артур остался сидеть. Только кулаки его сжимались и разжимались. Раз-два. Раз-два…
– Азг’хгард заметил одну деталь – Хъяц’-нигунни всегда избегала солнца. В ее комнате не было окон и всегда было холодно. Выходя наружу, она куталась в одежды, как прокаженная. Если солнечный луч попадал на нее, у нее на коже появлялась язва, которая долго заживала. Но Азг’хгард так любил ее, что не придавал значения этой странной болезни. Вскоре Атлантида стала приходить в упадок. Все окружение Азг’хгарда умирало, и каждая смерть была по-своему ужасной. Умирали все те, кто был недоволен Хъяц’нигунни, хотя бы даже подумал о ней нехорошо. Азг’хгард стал замечать, что, если они ссорились, на него нападала какая-нибудь хворь. Он излечивался только тогда, когда просил у нее прощения. А Хъяц’нигунни становилась только красивее и моложе. Шли годы, Азг’хгард старел и дряхлел, а для Хъяц’нигунни время будто бы остановилось. Как ты говорил, Тух-тух? Капсула времени? Точно подмечено. Когда Азг’хгард понял это, Атлантида уже хрипела в агонии. Цивилизацию погубил не природный катаклизм, а Она. Когда у Азг’хгарда остыли чувства к ней, он просто сгорел, сгорел как свечка.
Злата замолчала, переведя дыхание. Ее лоб прорезали горькие морщины, уголки рта опустились, придавая ей отталкивающее выражение. В одной рубашке, с полузакрытыми глазами, она была похожа на ведьму.
– Ну и что? – сказал Артур. – Ты рассказала какую-то легенду, дальше что? При чем тут смерть Кости?
Злата беззвучно засмеялась.
– Вы когда-нибудь слышали о Медузе горгоне? – спросила она.
– Нашла что спросить… конечно, слышал, – недовольно ответил Артур.
– Хъяц’нигунни намного хуже. На нее даже необязательно глядеть, как на Медузу горгону. Достаточно просто пройти рядом. Даже если она будет за десятью дверьми или под землей. Она ядовита. Очень ядовита, и ей нужна подпитка. Она кормится человеческими страхами и переживаниями и… красотой. И болью. Она становится сильнее, когда кому-то рядом больно. Поэтому ты держал палец над огнем?
Лицо Артура исказилось от гнева, и он грязно выругался.
– Взамен она делает людей уродами, – продолжила Злата, не обращая внимания на эмоциональную вспышку приемного сына. – Азг’хгарда она не трогала до тех пор, пока он не понял, что она собой представляет, и его чувства к ней умерли. Для того чтобы выжить, ее нужно боготворить.
– Ничего не понимаю, – сказал Дильс, касаясь уса. Рука его тряслась, как у жалкого пьянчуги, а его некогда роскошные усы тронула седина. – Если все правда, почему с нами все в порядке? Я же не люблю ее и тем более не боготворю… И чем ей не угодили Яна с Костей?!
– Она как капризная девчонка. Она живет больше миллиона лет, но по характеру ей не больше шестнадцати, – прошептала Злата. Слова давались ей тяжело, и ее едва слышали. – Просто до нас не дошла… очередь. Если ей кто-то приглянулся, он будет в порядке. Может быть. Если нет – смерть. Чудовищная смерть.
– Ерунда все это, – бросил из своего угла Тух-Тух, но Злата улыбнулась, и улыбка эта была сочувствующей.
– Как ты узнала все это? – с недоверием спросил Дильс.
– Это было… как в старом кино, – ответила Злата. – У вас всех… сильные ауры, и вы еще можете сопротивляться… но сколько каждый из вас протянет, я не знаю. Болит… голова.
