– Держите эту веревку, я спущусь по ней. Как только вытащим Тух-Туха, если он там, отстегните его пояс и сбросьте мне его вместе с веревкой.
– Дильс, может, не стоит? – с трудом скрывая охвативший испуг, стала уговаривать его Яна, но тот был непоколебим. Закрепив на голове фонарь-«шахтерку», он достал охотничий нож и, зажав его в зубах, выжидательно смотрел на Костю. Тот осторожно приблизился к ним и застыл на месте.
– Ну берись за веревку, – как можно мягче сказал ему Тима, хотя у него все поджилки тряслись. Костя как сомнамбула нагнулся, взялся за свободный конец веревки и снова замер на месте, словно робот, у которого скисли батарейки. Дильс начал спуск.
«Если через минуту раздастся его крик, я обосрусь», – промелькнуло у Тимы в мозгу.
К их огромному облегчению, никаких душераздирающих воплей больше не последовало. Вместо этого из темноты послышался слегка искаженный акустикой пещеры голос Дильса:
– Он без сознания. Сейчас попытаюсь привести его в чувство.
Судя по звукам, доносившимся снизу, Дильс приводил в чувство норвежца увесистыми пощечинами. В конце концов, они услышали слабый стон, и через какое-то время Дильс крикнул, чтобы его тянули наверх.
– По… ехали! Еще раз… взяли! – побагровев от натуги, командовал Артур.
Тащить Тух-Туха без Дильса было делом весьма непростым, учитывая, что все устали, как навьюченные ишаки. Сначала показалась голова норвежца. Косички, в которые он заплел свою бороду, торчали как иглы дикобраза. Глаза остекленевшие, в них плескался ужас, древний, животный, словно он повидался с самим дьяволом. Он подтянулся на руках и бессильно свалился прямо на землю. Артур быстро отстегнул ремень с его пояса, и Аммонит стал медленно опускать веревку Дильсу.
– Что произошло? – спросил Тима, когда Дильс вылез наружу.
– Не знаю, – отряхиваясь, буркнул тот. – Там вообще пустой отсек, три на три, как сортир. Пещера геометрически ровная, ни трещинки, ни выступа. И холодно, черт его раздери. Да, еще глыба какая-то ледяная в углу.
– Глыба? – недоверчиво глядя на застывшее в неподвижности тело Тух-Туха, сказал Тима. – Что ж, получается, он ледышки испугался?
– Все может быть, – авторитетно заявил Костя. Он уже вел себя в свойственной ему в последнее время манере. – Нервишки не выдержали, и писец кролику.
– Его нервишки, Костя, уж покрепче твоих будут, – обронил Дильс. – Может, давление? Тух-Тух!
Норвежец с усилием повернул голову на голос.
– Так… стало тяжело дышать… – слабым голосом проговорил он. – Не знаю… как получилось.
– Идти можешь? – Дильс схватил его за шиворот куртки и грубо затряс. – Поднимайся!
Качаясь, как тростинка на ветру, Тух-Тух встал на ноги.
– Да, все нормально, – сказал он более твердым голосом. – Ага, все нормально…
– Может, завалить эту дыру камнем? – предложила Яна, но Дильс был против.
– Хватит, и так столько провозились, – отрезал он. – Шевелитесь, быстрее!
Дильс рассказал Злате о кладе, но та никак не отреагировала на эту новость. Это немного разозлило Дильса, а тут еще Костя под руку попался, неестественно долго ковыряясь возле рюкзаков и шурша пакетами. Дильс направился к нему.
– Не обижайся, Константин, но я тебя предупреждал. Так что давай сюда.
– В смысле? – отступил на шаг назад Костя. Лицо его стало красным от злости, глаза превратились в щелки.
– Ты сам знаешь, сынок.
Наступило молчание. На лице Кости с неимоверной скоростью отразился весь спектр человеческих эмоций – растерянность, страх, понимание, закипающее раздражение и, наконец, тихая, слепая ярость.
– Ты мне не папаша, Дильс. И нравоучения читай Артуру или еще кому, а ко мне не лезь, слышишь?!
Никто не сомневался, что в следующий момент вконец оборзевший Костя полетит на землю от удара разъяренного Дильса. Но Дильс лишь хохотнул и весело сказал:
– Слушай меня, дурилка. До тебя что, не доходит, что, пока мы не выберемся отсюда, у тебя не будет возможности пользоваться этими камушками? Что ты будешь с ними делать? Жрать?
Костя силился что-то сказать, но изо рта у него вырывались какие-то нечленораздельные мычащие звуки, будто он запихнул в рот штук пятнадцать жевательных резинок и теперь безуспешно пытался надуть из них пузырь.
– Почему… почему ты других не проверяешь? – Лицо Кости из красного стало лиловым, почти фиолетовым. – Ты…Ты всегда относился ко мне предвзято, усатый пердун!
– Ты ошибаешься, – еле сдерживаясь, ответил Дильс. – Ты сам своим поведением доказал, что доверять тебе уже нельзя. А теперь не отнимай у меня времени и давай сюда.
Матерясь, как старый сапожник, Костя швырнул под ноги отца пакет, в котором перекатывалось несколько камней и монет.
– Я отнесу это обратно, – сказал Дильс. – Ты и так слишком испорчен, чтобы каждый день любоваться этим золотом. Когда мы будем уверены, что покинем остров, мы вернемся к этому разговору.
– Пошел ты… – отрывисто бросил Костя и, нарочно толкнув плечом Антона, ушел в палатку.
– С каждым днем он становится все более неуправляемым, – сказала Злата. – Ты это заметил, Дильс?
– Я хочу выпить, – пропустив мимо ушей реплику супруги, сказал он. – Думаю, мы заслужили это.
Лицо Златы было будто высечено из гранита, но в глазах безмятежность, словно она вышла пройтись по парку, чтобы нагулять аппетит:
– Лучше спроси, сколько у нас чего осталось.
– Ну?
– Вместе с тем, что вы взяли с чилийской станции, еды хватит дней на шесть. Возможно, на семь, – сказала она. – И это при строгой экономии.
– Прекрасно, – Артур шумно прочистил горло. – Мы самые богатые люди на планете, но жрать нам нечего. Какие предложения, товарищи? Кушать друг друга, по жеребьевке?
– Это еще не все, – снова заговорила Злата. – На исходе бензин для отопления. Если мы не будем экономить, то скоро окажемся без тепла. И вы знаете, чем это грозит. Здесь не такая уж и высокая температура, как вы говорили.
– На сколько мы можем рассчитывать? – дрогнувшим голосом спросил Дильс.
– Ты стареешь, Дильс! – раздался из палатки полный злорадства голос Кости. – Раньше ты никогда не спрашивал, сколько у нас жрачки или топлива, все досконально знал сам!
– Не знаю. Может, дня на четыре, – сухим тоном ответила Злата. – Опять же, это при разумном расходовании.
Тима пить отказался. Антон лишь пригубил немного из мятой кружки, закашлялся и сказал, что больше пить не будет. Зато Дильс и Тух-Тух отрывались по полной. Тух-Тух что-то рассказывал про Антарктиду. Аммонит сидел в стороне, угрюмо поглядывая в сторону выхода. Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть солнце.
