– Оно и видно.
– Ну-ну, мистер Проницательность. Идешь на доклад к Паррсу? Вам многое нужно обсудить…
– А потому, если ты не против…
– Разумеется. – Он отступил в тень и снова превратился в силуэт. – У тебя есть одно замечательное качество, Уэйтс. Ты всегда спешишь вляпаться в дерьмо.
– И во что я сейчас вляпываюсь?
Он подался вперед, в полосу света, и зыркнул на меня.
– Не любят тебя здесь, Уэйтс. Ой не любят.
– Так во что я вляпываюсь?
Он спустился на две ступеньки и прошипел мне в ухо:
– Им все известно.
Я отступил на шаг.
Теперь Керник стоял на свету.
– Про наркотики, – пояснил он. – Про пьянство. Про секс. Кем ты себя возомнил?
Я попытался обойти его, но он упер мне руку в грудь:
– Погоди-ка, малец.
Рубашка промокла под влажной от пота ладонью. Мы оба стояли на свету, и Керник смотрел мне прямо в глаза:
– Ты ее трахал?
– Кого? – сказал я, невольно выдав свои чувства.
На лице Керника мелькнула улыбка.
– Изабель.
– Нет.
– Фотографии, – помолчав, заявил он. – Те, где вы с Иззи обжимаетесь у Карвера. Считай, что их нет.
– А как же Росситер?
– Он сам просил меня их добыть. Проверить тебя. Он прекрасно понимает, какой урон они нанесут его репутации. И моей тоже. Вот я и подумал, что хорошо бы тебе об этом помнить, докладываясь суперинтенданту. – Он убрал ладонь с моей груди. – Одной темой для разговора меньше.
– Кто нас фотографировал?
Он усмехнулся:
– Так я тебе и сказал.
Я зашагал прочь.
– Ему не обязательно об этом знать, – сказал Керник мне в спину.
Я остановился у двери.
– О том, что ты проводил незаконное расследование?
– Ну, сволочь…
– Не выдавай желание спасти свою шкуру за благородные порывы, Керник. Тебе не к лицу.
– Ты бы свою шкуру поберег, сынок, – буркнул он и двинулся по лестнице вслед за мной.
Я захлопнул дверь у него перед носом.
У кабинета Паррса меня замутило. Я вдохнул поглубже и вошел в маленькую приемную. В новехоньких стенах управления я, в своем старом костюме, чувствовал себя посторонним. Будто мне вообще не стоило сюда больше приходить. Взгляд секретарши словно бы говорил: «Беги, пока не поздно».
2
Я вошел в кабинет, и суперинтендант Паррс поднялся из-за стола.
– Уэйтс. – Он указал мне на стул.
Я сел. Паррс переложил какие-то документы на столешнице и снова уселся в кресло. Похоже, он не спал с тех пор, как обнаружили труп Изабель. А тут еще и Сикамор-уэй. О смерти подростков заговорило центральное телевидение. Взгляд красных глаз Паррса пронзал меня насквозь, а хриплый шотландский выговор звучал жестче обычного.
– Разговор неофициальный. Доложись о проделанной работе по Франшизе, сдай дела. Надеюсь, что…
– Его взяли? – спросил я.
– Как тебе известно…
– Его взяли? – повторил я.
– Нет. – Паррс моргнул. – Как тебе известно, операция была запланирована на понедельник, шестнадцатое ноября…
– На следующий день после смерти Изабель Росситер.
– Диск потерли. Субъект определенно побывал на месте. К сожалению, в тот день, из-за загруженности личного состава, шестьсот двадцать первую комнату заняли без моего разрешения.
Это было похоже на розыгрыш.
– Не понимаю. Комната пустовала, потому что…
– Ее отвели группе сотрудников, привлеченных к расследованию смерти дочери Росситера. В тот день там побывали тридцать пять человек, из них двадцать три подпадают под описание подозреваемого. Нет, – сказал он. – Мы его не взяли.
Я не находил слов.
– Я разделяю твои чувства.
Мне хотелось встать и уйти. Мысли путались.
– Поговорим о тебе, сынок. О твоем будущем.
– У меня сложилось впечатление, что его нет.
– В какой-то степени это зависит от тебя.
Я достал запечатанный конверт из кармана пиджака.
– В таком случае позвольте сначала объясниться.
Мне совершенно не хотелось выслушивать дальнейшие угрозы. Надо было перехватить инициативу.
Он взял конверт:
– Что это?
– Вы получали мои рапорты?
– Да. Очень подробные.
– В таком случае считайте их основанием для прекращения моей работы по делу.
Паррс посмотрел на конверт в руке:
– Это что, предсмертная записка?
– Рапорт об увольнении.
Он положил конверт на стол:
– А с чего ты решил, что можешь уволиться?
– Если мне предъявят обвинения в краже улик – пойду под суд.
Паррс аккуратно сдвинул конверт в самый угол стола:
– Смелое решение. Коррупция. Кража наркотиков. С намерением сбыта. Приговор лет на пять? Три-четыре года в камере? О досрочном освобождении можешь забыть, учитывая, сколько дерьма ты взбаламутил.
– Ну и пусть. – Я встал, будто все еще надеялся сбежать.
– Сядь, – велел Паррс. – В чем дело?
Я сел.
– Исчезновение Джоанны Гринлоу. Зейн Карвер. Франшиза. Грязные наркотики. Это еще ладно. – Я посмотрел на Паррса. – Но я не стану лгать о смерти Изабель Росситер. Мне совесть не позволяет.
– Ну и как ты этого добьешься? В отсидке?
– Уеду, – ответил я, полагая, что Паррс хочет услышать от меня обдуманный ответ, но мои слова прозвучали как детские фантазии. – Уеду подальше отсюда.
– Не хочешь довести дело до конца?
– Не хочу знать, чем все закончится.
Он сощурил глаза. Паррс обычно задавал лаконичные, прямые вопросы подозреваемым, а потом выжидал. Молчал он и после того, как выслушивал ответ. Из-за этого подозреваемые чувствовали себя неловко и продолжали говорить.
Я не произнес ни слова.
– Нет уж, тебе не отвертеться. Куда бы ты ни сбежал.
– И что мне делать? – спросил я. – Чего вы от меня хотите?
Паррс пристально посмотрел на меня:
– Помнится, ты спросил про Джоанну Гринлоу, а я отослал тебя к объявлению в «Ивнинг ньюс». Прочесть-то ты прочел, но так и не понял, что кроется за сухими фактами.
