– Уважаемые гости, наши планы круто поменялись!
Под пылкую речь Верховного Магистра я подошел к Брылеву. Обездвиженный, он шипел и плевался, пока я вытаскивал из его пальто завернутый в полотенце молоток. В спину мне били угрозы и мольбы, я не слушал. Брылев-человек для меня умер, как только сорвал маску. Через весь зал, бережно, точно реликвию, стараясь не глядеть в лица гостей, обезображенные наркотиками, алкоголем, похотью, я пронес молоток до столика Ани. Металл глухо стукнул о дерево. Я представил, что так звучит первый гвоздь в крышку гроба ее отца. Растерянная Аня потянулась было к молотку, но опасливо отдернула руку.
– И что… что мне с этим делать? – Не по годам мудрые, но все еще чистые глаза смотрели доверчиво.
– Все, что захочешь, – ответил я. – И даже больше.
Долгим непонимающим взглядом она посмотрела в другой конец зала, где на невидимых крючьях извивался ее кошмар.
– Я не смогу… – шепнула она, словно опасаясь, что гости услышат и засмеются.
– И не нужно. Отдай тому, кто сможет. – Я пожал плечами. – Долго и мучительно или быстро и безболезненно. Здесь есть умельцы.
– Откуда вы знаете?
Я, уже собираясь уходить, остановился. Тронул пальцем шрам на виске. Сказал, подумав:
– Заказывал для близкого человека.
«Алистер Кроули» принял изменение программы как должное. О, эти твари умели веселиться! К столу ошеломленной Ани выстроилась вереница желающих поучаствовать в грядущем развлечении. Глядя на вещи, что сжимали их влажные руки, я покрылся ледяными мурашками. Я не испытывал никакого облегчения. Ни тебе чувства торжества справедливости, ни удовлетворения от хорошего поступка. Паскудно.
Свесив ноги, на плечах Брылева восседал уродливый карлик. Ухмыляясь по-жабьи широкой пастью, он споро зашивал рот олигарха суровой ниткой. Брылев отчаянно мычал, провожая меня полным ненависти взглядом. Я отстраненно подумал, что с меня спросят. Многие захотят узнать, куда запропастился не последний в наших пенатах человек после столь странных ритуалов. Ну и плевать…
– Родион, – настиг меня возле выхода знакомый голос. – Вы кое-что забыли.
Я с недоумением принял из рук Верховного Магистра плотный матерчатый мешок. Развязал тесьму. Из мешка высунулась крохотная кошачья морда. Она лизнула меня в ладонь и довольно заурчала.
Памятка юного бродяжки
1
Юный бродяжка никогда не выходит из дома налегке. Даже если за окном жарит солнце, а на календаре середина июля, юный бродяжка берет с собой теплые вещи, непромокаемую обувь и запасные сухие носки. Потому что для покинувшего дом – непогода всегда внезапна, и без теплых вещей юный бродяжка так же уязвим, как последний «енот», потерявший свои рукавички…
* * *
К вечеру Галка совершенно отчаялась. До сегодняшнего дня и даже до конкретного момента, наступившего примерно в четверть шестого, она и помыслить не могла, насколько далеки ее представления от истинного значения этого слова. Плащ, не предназначенный для такой погоды, совершенно не спасал от пронизывающего ветра, который хоть и пах весной, но все еще оставался по-зимнему лютым. Ноги, по щиколотку утопающие в рыхлом снегу, промокли насквозь. Щеки потеряли всяческую чувствительность. Виски ломило от холода. А спешащие с работы домой люди по-прежнему пробегали мимо, не задерживаясь ни на секунду. Точно не замечая ее протянутой руки. Так что, да, Галка была в совершеннейшем отчаянии. Настолько, что впору сесть в подтаявшую снежную кашу и разрыдаться от бессилия.
Возможно, именно так она бы и поступила. В конце концов, когда исчерпаны иные варианты, жалость к себе приносит хотя бы видимость облегчения. К счастью, от полной потери самоуважения Галку спас голос. Незнакомый, тонкий, явно девчачий, он раздался откуда-то из-за спины.
– Так ты до завтра даже на коробок спичек не нааскаешь.
На скамейке, еще минуту назад занятой лишь холмиками спрессованного снега, стояла девочка лет тринадцати. Остренькая лисья мордочка утыкана пирсингом, как булавочная подушка. Промозглый мартовский ветер треплет рваные пряди волос, обнажая высоко выбритые черные виски. Крашеная. Не бывает на свете волос настолько огненно-рыжих, что о них хочется погреть озябшие руки. Галка спрятала онемевшие ладони в карманы, а вместе с ними постаралась спрятать и зависть к экипировке незнакомой девчонки. Молния косухи застегнута под горло, воротник высоко поднят. Толстая черная кожа надежно защищает и от ветра, и от мокрого снега. И где только эта пигалица отыскала куртку своего размера? На тощую шею намотан зелено-бело-оранжевый шерстяной шарф, напоминающий какой-то флаг. На ногах теплые гетры в той же цветовой гамме, тщательно заправленные в здоровенные, чуть ли не до колен, ботинки со шнуровкой. Сама Галка выскочила на улицу, набросив на плечи тонкий плащик, сезон для которого наступит в лучшем случае через месяц. Ни шапки, ни шарфа, ни даже перчаток. Перед тем как покинуть дом, Галка была так занята, забивая просторную холщовую сумку «самым необходимым», что попросту забыла их взять. Среди нужных вещей оказался маникюрный набор, отцовская зажигалка, мамин ободок, пачка сухариков со вкусом сыра, два яблока и пяток книжек по психологии. Сейчас Галка с радостью обменяла бы все это на пару шерстяных носков и кружку горячего какао.
Малолетняя неформалка грызла фисташки, разламывая их аккуратными черными ноготками. Скорлупки усеивали снег, точно высушенные панцири неведомых жуков. Отправляя орешки в рот, рыжеволосая нагло пялилась на продрогшую Галку, а та неуютно ежилась под ее взглядом, неожиданно цепким, циничным и наметанным. Так опытная домохозяйка смотрит на рыбу, прикидывая, какая часть пойдет на котлеты, а какая на уху.
– Я с вас просто фигею. – Девчонка с хрустом разгрызла фисташку. – Люди годами нормально аскать учатся, а вы… пять минут на улице, а все туда же! Дайте-подайте!
– Я не… – начала было Галка, но осеклась. Чтобы произнести это слово, потребовалось приложить некоторые усилия. – Я не… не побираюсь! – с вызовом закончила она.
– Врешь. Врешь. Врешь, – с каждым словом девчонка щелчком посылала в Галку нераскрытые фисташки. – Глупо. Зачем врешь, если не умеешь?
– Ты обо мне ничего не знаешь! – буркнула Галка. И тут же устыдилась своих слов, настолько беспомощно, по-детски, они прозвучали. Да с какой вообще стати она тут распинается перед этой припанкованной малолеткой?! Стоит тут, от горшка два вершка, взрослую из себя корчит! А сама по виду года на четыре младше Галки! Она ничего о ней не…
– Я про тебя все знаю. Поверь. Ты – Галя Евсеева. Учишься в гимназии, выпускной класс. Собираешься поступать на психфак. Любишь, когда тебя называют Галкой. Ты даже вместо росписи галочку ставила, пока взрослые не объяснили тебе, что «так нельзя». Ты часто летаешь во сне, а еще… – Наглая девчонка с задумчивым видом сгрызла последний орешек. – А еще ты только что ушла из дома. Без оглядки и, если я не ошибаюсь, без денег. Достаточно?
