Через четыре недели фильм был снят, Филипп отработал все планы, какие хотел. Я продолжал следить за судьбой фильма во время подготовки к его выходу, которая длилась три месяца.
Наконец в один прекрасный день работа была завершена, и Филипп устроил показ в Париже, в присутствии его семьи и приятелей. Впечатление было сильным, его сестра даже расплакалась. Расстались мы добрыми друзьями, но фильм на экраны так и не вышел.
* * *
Едва эта работа закончилась, как со мной связался один продюсер. Его офис находился на улице Тремуай, в восьмом округе. Речь шла о солидном предложении. У него шли съемки, и они только что расстались с первым ассистентом. Им срочно нужна была замена. Получилось удачно, я только что четыре недели тренировался в казарме Безансона.
Продюсер поинтересовался моей фильмографией в качестве первого ассистента.
– Пиала, Фаральдо, Гранперре и Филипп де Шуан, молодой многообещающий кинорежиссер, которого наверняка отберут для Канн, – ответил я, не моргнув глазом.
Лгал я весело, и, поскольку тот прежде занимался порно, мог не опасаться, что ему довелось где-то пересечься с Пиала.
Меня взяли вторым ассистентом, и я приступил к работе прямо на следующий день. Фильм назывался «Большие маневры». Режиссер был из бульварного театра, его звали Рафаэль Дельпар. Из звезд в фильме был занят Мишель Галабрю. Он получил своего «Сезара» не за эту роль, но ему можно было дать премию практически за любую работу. В качестве декорации продюсер выбрал замок и территорию вокруг него. Даже зажмурившись, его невозможно было принять за казарму, но продюсер хорошо знал это место, он снял здесь несколько порнофильмов и уже заключил сделку по аренде замка с его владельцем, который был немало разочарован, увидев военных. Он предпочел бы медсестер.
Нужно было срочно провести кастинг. У фильма был бюджет, но недостаточный, чтобы нанять директора по кастингу, и эту работу поручили мне. Я искал шесть парней и шесть девушек. Передо мной прошли по шестьсот тех и других. По две минуты на каждого кандидата. Я увидел всех красавчиков Парижа, всех не попавших на курсы Флорана
[45], всех неприкаянных и даже нескольких бывших сотрудников «Клуб Мед». Выбор был беден. Сыновья богачей из соседнего Нейи и девушки из неблагополучных семейств в розовых мохеровых кофточках. Все они торопливо рассказывали мне о своей тусклой жизни. Но однажды явился странный чувак. Рост 1,93, телосложение грузчика, орлиный нос и взгляд, как у сибаса.
Его звали Жан Рено.
Внешность парня меня впечатлила. Этот был не таким, как остальные. К тому же Жан оказался молчалив, как карп. Я спросил его, есть ли у него фото, и он достал из сумки визитную карточку манекенщика. Парень оказался фотогеничным, можно было в том не сомневаться.
– А кроме этого? Ты уже немного снимался? Может, работал в театре? – спросил я, впечатленный.
Жан взял у меня из рук карточку и, не говоря ни слова, ее перевернул. На обратной стороне была его фильмография.
– А! Практично… прямо на обороте, – пробормотал я; меня ошеломила аура этого персонажа.
Я пообещал, что с ним свяжутся, и мы пожали друг другу руки. За всю нашу встречу парень не произнес ни слова. Ни «здравствуйте», ни «до свидания». Ни единого. Я был покорен.
Ворвавшись в кабинет Рафаэля, я объявил, что нашел жемчужину. Рафаэль ответил, разглядывая фото, что этот профиль нам для героя не подходит. Я был согласен, но настаивал, чтобы мы привлекли его к съемкам. Он бы идеально подошел для роли неподкупного сержанта. Рафаэль хмыкнул, но согласился, чтобы я назначил с парнем встречу.
Через несколько дней Жан Рено вновь появился на съемочной площадке. Его встреча с Рафаэлем длилась пять минут. Выйдя от него, Жан зашел в мой кабинет. Его лицо изменилось. У этого колосса подгибались ноги и кровь отхлынула от лица.
– Прости за прошлый раз. Я вел себя гнусно, но эта профессия, она жестокая, и каждый защищается как может, – бросил он мне с обезоруживающей честностью.
Одним словом, он вошел в мою жизнь. Я еще ничего не знал о нем, но уже понимал, что мы с ним пришельцы с одной планеты. Оба мы влачили наши тела в одном и том же океане одиночества.
– У меня для тебя хреновая роль, но если тебе нужны деньги… – сказал я откровенно.
– Я согласен, – не колеблясь ответил Жан. У него тогда уже было двое детей. – Никогда не забуду, что ты для меня сделал, – сказал он со слезами на глазах.
Я очень надеялся, что он вернет мне сторицей, так как я написал сценарий короткометражки, в которой он был бы великолепен, и уже знал, что у меня не будет денег, чтобы ему заплатить.
По утрам, как все правильные первые ассистенты, я раньше всех добирался до замка, но Жан каждый раз был уже там, на площадке, одетый в униформу сержанта, с руками, скрещенными за спиной.
– Добрый день, рядовой Бессон, – небрежно бросал он.
– Мое почтение, сержант Рено, – обычно отвечал ему я.
Мы обменивались шуточками и перемигивались, между нами установилась некая связь, которая могла стать основой будущей дружбы. В остальном режиссер меня напрягал. Он не имел ни малейшего понятия ни о кадре, ни о правиле 180 градусов. Ему были знакомы лишь театральные подмостки.
Двадцать раз на дню он переспрашивал, можно ли поставить камеру здесь или там. Двадцать раз на дню я отвечал, что он пересекает линию и что так делать нельзя.
– Опять эта ось?! Черт бы побрал эту ось! Куда мне деваться? – целыми днями вопил он.
Не теряя терпения, я предлагал ему композицию кадра. Я делал его работу, но это мне не докучало, наоборот. Я набирался опыта, при этом не возлагая на себя никакой ответственности. Через неделю Рафаэль вошел во вкус, он неизменно отправлял меня готовить следующую сцену. Когда он приходил, я предлагал ему раскадровку, и он ее одобрял с довольным видом генерала, которому доложили о построении.
Мишель Галабрю с трудом покидал свою гримуборную. Эти съемки его не вдохновляли. Если он задерживался более чем на полчаса, за ним всегда посылали меня. Я входил в гримуборную, и Мишель опускал голову, как ребенок, которого собираются бранить.
– Ты текст знаешь? – ласково спрашивал я.
– Мда! – отвечал он с такой гримасой, что можно было умереть со смеху.
Каждый раз я заставлял его пять минут репетировать. Мишелю с трудом давались эти идиотские фразы. Я его понимал.
– Чем быстрее мы закончим съемки, тем быстрее вернемся домой, – убеждал его я.
Тогда Мишель вскакивал и отправлялся на съемочную площадку, дурачась и изображая, будто идет на войну.
Одна история с ним особенно меня впечатлила. Мы готовили сцену в кабинете, заполненном военными и знатными людьми. Скоро должны были начать снимать. Мишель вполголоса рассказывал анекдоты обступившим его актерам, и все они хохотали. Вдруг режиссер крикнул «Мотор!», и Мишель за секунду собрался. Зато другие оказались не в форме, вытирая слезы от смеха. Он всех обезоружил и ликвидировал конкурентов. Выживших не осталось.
