Когда я вышел из лицея, руки у меня тряслись. Во мне проснулись сомнения. Постепенно я осознал размеры горы, которая воздвиглась передо мной и которую я собирался одолеть босиком, но выбора у меня не оставалось. Сам того не сознавая, я отрезал себе все пути к отступлению. Стыд был бы слишком велик, а разрушить одну мечту означало разрушить сразу все, о чем мечталось.
Так что у меня был выбор между страхом и стыдом. Я выбрал страх и решил не сдаваться.
Приехав на вокзал в Куломье, я стал ожидать ближайшего поезда до Парижа. В витрине газетного киоска я заметил новый иллюстрированный журнал. Ежемесячный. Он назывался «Премьера». Выходило, что журнал, посвященный кино, начинал свою карьеру одновременно со мной. Я принял это за знак, но у меня не хватало денег, чтобы купить и билет на поезд, и журнал. Cледовало выбрать что-то одно. И я выбрал журнал.
Поэтому весь путь до Парижа я постоянно перемещался с места на место, чтобы избежать контролеров, и мне пришлось читать мой журнал в туалетах.
Приехав в Париж, я отправился в Нейи к отцу, который еще не отбыл на зимний сезон. Мы поговорили о его повышении по работе. Он готов был оставить свои туристские деревни только ради должности регионального управляющего.
На этот раз он был как будто расположен к общению, и я смог с ним поговорить.
Он поддержал меня в моем демарше. Как обычно, выдал мне целый список дежурных рекомендаций, которым сам никогда не следовал, после чего предложил занять маленькую комнатку для прислуги на седьмом этаже, под обычным предлогом, что мне следует жить самостоятельно. На этот раз я ничего не имел против. В их квартиру я заходил только для того, чтобы совершить набег на холодильник.
Так я оказался у подножия горы, не понимая, ни как к ней подступиться, ни с чего начать. Я попытался дозвониться до Гранперре, но тот исчез, а я не взял номеров телефона ни у кого из группы, занятой на съемках короткометражки.
У меня был только адрес книжного магазина на улице Берри, специализировавшегося на кино. Магазин был настоящим храмом для киноманов. Позднее Анно и Бейникс признались мне, что тоже прошли через него.
Отец дал мне 200 франков. Мне нужно было правильно ими распорядиться. Я провел битых три часа в магазине, выбирая, что лучше купить. После долгих колебаний я выбрал «Ежегодник кино», в котором было шестьсот страниц. Не слишком гламурный, он содержал абсолютно все нужные мне адреса, так же, как и расширенный список имен актеров и актрис, представленных на кинорынке. Они наверняка заплатили за то, чтобы в ежегоднике были опубликованы их фотографии. Были там и адреса агентов, поставщиков, а также список продюсеров.
Я прошел на кассу, и продавец дал мне 5 франков сдачи. Я совершил неплохую покупку, но перспектива уйти с одной-единственной книгой меня огорчала.
– У вас есть что-нибудь за пять франков? – спросил я продавца.
Он не был ни шокирован, ни даже удивлен моим вопросом. Я оказался не единственным хитрованом, желавшим разжиться на пять франков.
Он пальцем указал мне на большую плетеную корзину в глубине магазина. На ней была небольшая табличка, на которой значилось: «Все по 5 франков».
Еще один час я провел, выбирая свою вторую покупку. Мое сердце склонялось к маленькой красной книжице, не очень толстой, которая называлась «Трактат о режиссуре». В ней было несколько беглых рисунков, которые объясняли разницу в раскадровке, правило 180 градусов и некоторые другие непреложные истины. Книга не новая, но все страницы в ней были целы.
Вернувшись в Нейи, я пролистал ежегодник в поисках нужных адресов; затем, уже на десерт, принялся за трактат.
Текст был простым, но мне трудно было следить за ходом мысли. Мне потребовалось прослушать несколько лекций, чтобы все понять и усвоить основы режиссуры. Книга была написана русским, о котором я никогда не слышал. Его фамилия была Эйзенштейн. Спасибо ему. Он научил меня основам профессии.
В ежегоднике я приметил несколько интересных адресов. Алга Самюэльсон, прокат камер; «Транспалюкс», прокат осветительного оборудования. Один – в Венсенне, другой – в Женневилье.
Несколько дней я слонялся по округе, но не смог найти никакой работы, если не считать работы грузчика. Я отыскал одно интересное местечко, киностудии в Бийанкуре, на берегу Сены. В первый раз мне удалось убедить охранника пропустить меня, но довольно скоро он раскусил мою уловку и перестал меня пускать. Мне было очень обидно, так как за этими стенами можно было посмотреть множество фильмов, и я уже начал налаживать там контакты. Тем хуже: раз двери передо мной закрыты, я пролезу в окно. Я дождался, когда напротив студии припарковалась грузовая машина, вскарабкался по ее задней лестнице на крышу и ухитрился перепрыгнуть через стену в три метра высотой.
Оказавшись в одном из корпусов, я заметил толпу статистов, ожидавших своей очереди перед съемочной площадкой. Я просочился в толпу и напряг слух, чтобы разжиться информацией. Очередь постепенно продвигалась, и вскоре я оказался перед ассистентом режиссера, который тут же выяснил, что мое имя в списке отсутствует. Я изобразил возмущение:
– Не понимаю! Ваш помощник, тот, с бородой, сказал мне, чтобы я пришел. Вон тот, немного полноватый. – Я сделал вид, что позабыл его имя.
– Франк? – спросил ассистент.
– Ну да! Франк предложил мне прийти, и я приехал из Куломье на съемки.
Я совершенно заврался, но там и вправду болтался кто-то из съемочной группы, полноватый и с бородой. Ассистент режиссера вздохнул, огорченный таким беспорядком, и добавил в список мое имя. После чего меня отправили переодеваться и снабдили пиджаком и шляпой. Через час я был на съемочной площадке. Там были декорации, что-то вроде зала ресторана. Режиссер-постановщик был мне незнаком, его звали Ив Робер. Я издали видел, как он теребил свои усы.
Эти съемки были просто роскошными по сравнению с теми, где был Гранперре. Повсюду стояло оборудование, в том числе за пределами съемочной площадки. Несколько костюмеров и гримеров, помощники, занимавшиеся сразу всем на свете. Я не знал, о чем фильм, но назывался он «И слоны бывают неверны». Была там и стайка актеров, которые, похоже, хорошо друг друга знали, но мне они были неизвестны.
В тот день я много узнал, и дело стало казаться мне намного более сложным, чем это представлялось прежде.
Это был уже не цирк шапито, с которым я познакомился на съемках короткометражки. Здесь играли профессионалы первого дивизиона.
Все усердно работали на съемочной площадке, но, похоже, только режиссер видел всю картину в целом, как слышит музыку дирижер оркестра. Ему всегда было к чему стремиться. У него был план.
В конце дня я покинул съемочную площадку, витая в облаках. И наткнулся на охранника, который не мог взять в толк, как я туда проник, но не осмелился ничего сказать, так как я появился вместе с окончившими работу членами съемочной группы.
Я послал ему приветливую улыбку и помахал рукой:
