Они без происшествий дошли до Центрального рынка. Чинарский нашел Вальку. Та уже стояла за прилавком. Густо наложенный грим не мог скрыть большого синяка под ее правым глазом. Увидев Чинарского, она сделала недовольное лицо.
— Привет, — улыбнулся он. — Что это с тобой, упала?
— Хва прикалываться, — грубо отозвалась она, — это я из-за тебя пострадала.
— Хахаль приложился?
Заметив, что Чинарский не один, Валька выразила еще большее недовольство. Поджала губы и принялась перекладывать мороженые «ножки Буша».
— Это мой дружан, свой парень, — представил Чинарский Антонова. — Я вот чего… Рублей двести-триста до вечера не одолжишь?
— Откуда! — Валька сделала такую гримасу, словно Чинарский клещами тащил из ее утробы плод.
— Значит, нет? — недоверчиво сощурился Чинарский.
— День только начался, — вздохнула Валька, — а своих денег у меня нет. Да если б и были, не дала бы, — сухо подытожила она.
— Вот ты как, — почесал в затылке Чинарский. — Не понял, чем это я заслужил такое обращение.
— Ничем. Я порядочная женщина…
— В этом я ни минуты не сомневался, — с ехидцей отозвался Чинарский. — Пошли, Саш, — кивнул он Антонову.
Он резко развернулся и двинулся на выход. Антонов — за ним.
— Это катастрофа, — бубнил по дороге Чинарский.
— Ты куда?
— А хрен его знает. Без денег очень трудно сориентироваться.
— Тебе зачем деньги? — с интересом посмотрел на Чинарского Антонов.
— Сегодня — бега, — с тоской ответил Чинарский. — Деньги нужны на ставку.
— А ты умеешь?
— Нюх у меня есть, — гордо сказал Чинарский. — А в этом деле — это самое главное. Так что если найдешь деньги, получишь к обеду все назад да еще с процентами.
Антонов задумался.
— Можно попробовать, — после долгих размышлений ответил он. — Айда со мной в редакцию.
— Пятьдесят на пятьдесят, — растолковывал Чинарский, — все по-честному.
— Никогда не ошибался?
— Ошибался, но большей частью — выигрывал. — В голосе Чинарского чувствовался оптимизм. — Тем и живу!
Он остался дожидаться Антонова на улице. Пока тот утрясал финансовый вопрос, размышлял о том, что может дать ему название специи, которую в случае с Кулагиной употребил маньяк. Ему не удалось ничего узнать об этом растении, кроме того, что оно очень ценное и родина его — далекая Африка или Мадагаскар. Потратив день на поиски и расспросы, он пришел к тому, с чего начал. А именно — к полной неясности. Если поначалу его грела кое-какая надежда, если он рассматривал специю как зацепку, которая могла его куда-то вывести, то теперь краски сгустились. Осколок мертвым грузом покоился в кармане, а он, Чинарский, стоял на залитом светом тротуаре, и все дороги были перед ним открыты.
Он достал последнюю сигарету из пачки, скомкал хрустящий пакетик и выбросил в урну. Конечно, он мог бы все бросить и вернуться к своему полному непредсказуемости и алкоголя существованию, но было что-то, не дававшее ему покоя. Он не спрашивал себя, как поступил бы, если бы не был должен Кулагиной сотку. Его мозг работал лихорадочно и вхолостую. Нужна была точка отсчета, а таковой у него не было.
Порывистый ветер полоснул его по плохо выбритой щеке. День выдался солнечный, но ветреный.
Чинарский поежился и стал медленно раздражаться. Антонов все не появлялся, и вынужденное безделье тяготило его. То ли дело, когда на душе легкость, в кармане — деньги или бутылка шнапса! Но стоять вот так, с больной головой, сухой глоткой и неразберихой в мозгу — это не могло не злить Чинарского.
Наконец появился Антонов. По его улыбающейся физиономии Чинарский понял, что тому удалось раздобыть денег.
— Двести, — сказал он. — Я иду с тобой.
— Не доверяешь?
— Взял отгул.
— Лояльная у вас организация, — усмехнулся Чинарский.
— Главный в командировке, — пожал плечами Антонов.
— А вы и пользуетесь…
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава XXI
КРЕМ ИЗ ЦИТРУСОВЫХ. Один лимон, один лайм, три средних мандарина, один грейпфрут, один апельсин. Полстакана молока, две столовые ложки липового меда, полстакана сахара, имбирь.
Вылить в сотейник мед и молоко, добавить сахар. Поставить на маленький огонь. Помешивать в течение десяти минут. Влить сок с кусочками очищенных от цедры фруктов. Когда слегка загустеет, добавить имбирь и остатки свежевыжатого сока. Кипятить пять минут. Охладить.
КЛЮКВЕННЫЙ КРЕМ. Три яйца, полкило клюквы, стакан белого вина, полстакана сахара, желатин, цедра одного лимона.
Растереть желтки в сотейнике на водяной бане. Пропустить через мясорубку клюкву, развести в воде желатин. Положить в сотейник с желтками клюкву, тонкой струйкой влить вино. Перед готовностью добавить распущенный в воде желатин и лимонную цедру. Охладить.
КРЕМ ИЗ ПОРТУЛАКА И ФИСТАШЕК. Полстакана сливок, триста грамм портулака, два огурца, полстакана сахара, две столовые ложки липового меда, измельченные фисташки, корица, двести грамм сливочного масла.
Влить в сотейник и поставить на огонь сливки, мед, свежевыжатый сок из огурца и портулака, добавить сахар, фисташки и корицу. Вскипятить. За пять минут до готовности влить свежевыжатый сок из портулака. Охладить. Перемешать с размягченным сливочным маслом. Охладить.
* * *
На ипподроме была открыта сельскохозяйственная выставка. Пахло навозом. Мощный владимирский тяжеловоз соседствовал с тонконогим орловским рысаком.
Из интереса Чинарский взглянул на табличку с показателями. Двадцать девять! — покачал он головой. Двадцать девять сантиметров, когда у породистых беговых лошадей обхват ноги был не больше двадцати двух сантиметров. Тяжеловозу что-то не нравилось, он рвал уздечку, едва не выламывая из земли бревенчатую коновязь.
Рядом располагались загоны с овцами и козами. Горбоносые, цыгайской породы овцы неторопливо перебирали ногами рядом со ставропольцами. Куттиневские овцематки лениво давали вымя молодым кудрявым ягнятам. По соседству с ними, с кольцом в носу, томился племенной бык симментальской породы. Он переступал задними ногами, перекатывая свои семенные яйца.
Следующий загон занимали двугорбые верблюды, лениво жующие жвачку, а рядом топтались ослы и пони.
В деревянных клетках, прижатые сверху толстыми прутьями, еле двигались пестрые павлины. Их длинные хвосты не могли развернуться, чтобы показаться во всей своей красе.
Цесаркам в клетках было свободнее. Черно-белые и рыжие, они ходили внутри деревянных ящиков, сверкая фиолетово-оранжевыми крапинками.
