Чинарский сипло и деликатно поинтересовался, не испортит ли его присутствие удовольствия, которое посетитель получает от столь размеренного занятия. Тот, не выразив восторга, пожал плечами. Чинарский сел за стол.
— Это виски, брат, — подмигнул он очкарику. — Не какое-то фуфло. Настоящее шотландское виски!
— Здесь такого не бывает, — скептически отозвался незнакомец.
Чинарскому такой ответ не понравился. Он хотел было замолчать, но удачный день бурлил в его крови жаждой общения.
— Зна-аю, — неохотно согласился Чинарский. — Но все равно не «Столичная».
— Отчего же, — усмехнулся очкарик. — «Столичная» — натуральная, естественно, — бывает хороша, например, с икрой — осетра, семги, белуги, щуки… С огурчиками, голубцами, копченой лососиной.
— А чего попроще? — иронично спросил Чинарский.
— Ну, например, — очкарик закусил нижнюю губу, — с лещом, варенным с хреном и яблоками, или… А вот виски надо пить отдельно, без закуски и пива.
Эта реплика и вовсе не понравилась Чинарскому.
— «Балтика» девятая — это полная дрянь, — безапелляционно заявил очкарик. — Тем более с виски.
— Кому как, — не согласился Чинарский. — Я вот могу смешивать все и при этом быть довольным. А на жрачку мне насрать. У меня мозги работают на другом топливе. Несколько банок пива — и порядок. А если еще виски или джин выгорит!.. Хоть граммулечка…
Он восторженно прищелкнул языком и, подняв стакан с виски, осушил его. Увидев спешащую к ним официантку, сделал ей рукой отрицательный знак. Та сменила траекторию, словно послушная дистанционному управлению комета, и полетела к другим столикам.
— Хочу — смакую, хочу — проглатываю, — засмеялся Чинарский, обнажив крепкие, желтоватые от табака зубы.
— Да, — вздохнул очкарик, — у каждого свои вкусы. Но есть ведь принятые стандарты.
При этом глаза его за стеклами очков неприязненно блеснули.
— А я на них срать хотел, на стандарты. Я из-за этого маразма жизнь себе калечить не собираюсь! — Чинарский почесал свой заросший многодневной щетиной подбородок.
В это время в зал вошла ничем, кроме натянутого выражения лиц и обоюдной тучности, не примечательная пара. Мужчина и женщина средних лет, минуя бар, сели за столик у окна. Стулья под их задами казались малюсенькими кусочками мха.
К посетителям подошла почуявшая наживу официантка.
— Эй, парень, — обратился к мужчине Чинарский.
Тот окинул Чинарского недружелюбным беглым взглядом.
— Не узнаешь Сержа? — рассмеялся Чинарский. — Ну ты, брат, и разжирел!
— Чинарский? — Бесцветные брови мужчины чуть приподнялись. — Не ожидал тебя здесь увидеть.
— С тобой можно потолковать? Или ты, как говорится, с дамой? — Алкоголь прибавил Чинарскому энтузиазма и развязности.
— Как говорится, — процедил мужчина, ловя краем глаза недовольную гримасу на студенистом лице своей спутницы.
— Ну ладно, — качнул головой Чинарский. — Сроду ты был гнилью. А теперь стал боровом!
Мужчина стиснул зубы. Женщина обдала Чинарского презрительным взглядом. Чинарский поймал на себе озабоченный взор официантки и умолк.
— Да-а, чуть человек оступился, так старые приятели сразу на нем метку ставят, — угрюмо проговорил он. — Но я на них не в обиде.
Чинарский потягивал пиво из горлышка и довольно щурился, словно забыл о присутствии не ответившего на его радушный клич мужчины.
— Павел Григорьевич, — кивнул Чинарский на своего гордого знакомого. — А по мне — просто Пашка. Чин еще ничего не значит. Негодяев как раз больше именно среди таких. — Он спародировал высокомерную повадку своего бывшего приятеля. — Я правильно говорю?
Он поднял на очкарика подернутые грустью глаза. Их выражение не вязалось с анархистским пафосом прозвучавшей фразы. Его собеседник молчал.
Чинарский запустил пальцы в свои грязные седеющие лохмы. Пригладил их волнистую, давно не стриженную проволоку и погрузился в раздумья.
Очкарик допил кофе и, подозвав официантку, расплатился.
— Уходишь? — тоскливо уставился на него Чинарский.
— Дела, — принужденно улыбнулся очкарик.
— Ну покеда, — зевнул Чинарский и снова взялся за бутылку.
* * *
Александр вышел из «Золотой рыбки», раздраженный трепотней подсевшего к нему забулдыги, решив, что дожидаться Галину не стоит. Этот хмырь испортил бы им обед. И потому он предпочел просто уйти. Он направился к центру города, но не успел пройти и ста метров, как наткнулся на спешащую Галину.
— Вот так сюрприз! — пробормотал он.
— А вы почему-то идете в другую сторону, — с некоторым недоумением поглядела на него девушка.
— Да так, — передернул плечами Александр, — какой-то идиот ко мне прицепился. Вы ничего не имеете против изменения плана?
— То есть?
— Ну, скажем, встретимся у вас… если это возможно. Понимаете, у меня больная мать. Эта болезнь отравляет мне существование. Нет, я ни в коем случае не виню маму. Но посудите: когда в доме больной человек… — Александр сделал грустное лицо и даже опустил глаза.
— Конечно, я все понимаю… Но…
— Если вам неудобно сегодня, например, перенесем встречу на завтра. Я обеспечу вам праздничный ужин. Свечи, шампанское, изысканная еда…
Галина пожимала плечами.
— Хорошо, — решилась она. — Тогда все же лучше сегодня.
— У вас есть телефончик? — в своей обычной манере спросил Александр.
Галина молча щелкнула замком черной лаковой сумочки в форме баула и достала записную книжку.
— Листок у меня есть. — Александр вынул из внутреннего кармана плаща блокнот и ручку.
Галина продиктовала свой номер. Александр записал и, спрятав пишущие принадлежности обратно в карман, пошел провожать Галину. По дороге она рассказала ему, что работает продавцом в супермаркете, а нынче у нее выходная неделя.
— А вы где работаете? — просто спросила она.
— Я скромный конторский служащий, — уклончиво ответил Александр, — но моя работа позволяет мне вести нормальное существование. Я могу позволить себе ресторан, путешествие, не сильно дорогое хобби.
— Здорово, — простодушно отозвалась Галина.
А Александр вдруг представил себе девушку в виде окуня, с которого счищают чешуйки. Все ее таинственное очарование слезло с нее, как чешуя. Пробившаяся на поверхность наивность и готовность отдаться, которую Александр прочел в ее глазах, сообщила лицу девушки одновременно детское и порочное выражение. Детскость на мгновение тронула Александра, но, перечеркнутая проступившими чертами жадной выжидательности и хищным блеском кокетки, угасла, заставив его с плотоядной жестокостью всматриваться в потускневшее и подурневшее лицо Галины.
