– Дай аптечку и коньяк, – выдохнул патологоанатом, обращаясь к брату.
Тот молча встал, сходил к шкафу и принес коробочку с красным крестом на крышке, после чего подкатил к дивану сервировочный столик с бутылкой недопитой «России».
Аникеев-старший вытащил из аптечки ампулы, одноразовые шприцы и сделал себе два укола обезболивающего. Мутные от боли и страдания глаза патологоанатома постепенно прояснились. Он взял со столика коньяк, откупорил и выпил прямо из горлышка до дна. Потом швырнул пустую бутылку на пол.
– Finita la commedia
[9]
– произнес доктор неожиданно звонко и приказал брату: – Прикати коляску!
Бывший участковый, казалось, не слышал, что ему говорят, и сидел, отрешенно глядя в одну точку.
– Кому сказал, прикати коляску! – повысил голос Борис.
Андрей встал, как робот, поворачиваясь всем телом, прошел в угол комнаты и выкатил из-за шкафа коляску. Улыбаясь дьявольской улыбкой, доктор перебрался в нее.
– Вот теперь я настоящий инвалид! И притворяться больше не нужно.
Неожиданно он закатил глаза и начал падать. Брат рванулся и поддержал его. Борис встрепенулся, посмотрел осмысленно и слабо усмехнулся белеющими губами:
– Крови много потерял, поэтому и голова кружится. Ничего, часа два-три протяну.
Бывший участковый опять вскочил:
– Я завожу машину!
– Поздно пить боржоми, когда почки на полу, – махнул рукой бывший патологоанатом, – лучше послушайте меня все внимательно.
Удары внизу продолжались.
– Значит, легенда не врала. Как там его называли? Идол Смерти, так, Бор? Скажите спасибо дяде Боре за представление, в кино такого не увидишь. Ученые всего мира от зависти бы умерли… А может, и не от зависти, но умерли бы точно! – Было видно, что каждое слово дается мужчине с большим трудом.
– Я предупреждал, – заметил с каким-то тупым безразличием этнограф. Он сорвал с подушки засаленную наволочку и сидел, прижав ее к изуродованному лицу. Вскоре она стала красной от крови.
– Кстати, где крест? – спросил он.
– При чем тут крест? – поморщился Сергей.
– Он не должен покидать пределы этого места, – пояснил Бор, вытирая с лица сочившуюся кровь. – Иначе последствия будут непредсказуемы.
Аникеев-младший хотел что-то сказать, но его перебил Борис:
– Благодарю всех присутствующих за участие в новогоднем бале-маскараде, – зычным голосом провозгласил он и засмеялся. – Отдельная благодарность Максиму – за то, что крест стащил. Вот уж не думал, что в нем действительно какая-то сила. Я-то просто так его таскал на шее, чтоб убедительнее выглядеть… Ладно, ближе к делу. Тебе, Макс, и первый подарок.
– Не нужно мне ничего, – процедил Фирсов.
– Ишь, какой альтруист… – ухмыльнулся Борис. – Не убивал ты никого в тот Новый год, дружок. Мы там поработали, вместе с братом. А я тебя просто на «пушку» взял, предварительно ведьмой мозги запудрив. В медицине это называется «шоковая терапия».
Лилипутка крепко схватила Фирсова за руку и не отпускала. На лице Максима не отразилось ровным счетом ничего – оно было словно высечено из камня.
– Следующий подарок тебе, Андрей, – продолжал доктор, обращаясь к брату. Он снова захихикал, самодовольно потирая руки: – Это я убил твою семью, напоив тебя перед этим. А когда ты очнулся, я внушил тебе, что это твоих рук дело. Особого труда мне это не составило, ты ведь такой ранимый… Мы спрятали трупы, потом ты свихнулся на этой почве и после психушки стал помогать мне в моих «маленьких шалостях».
Бывший участковый сидел, оцепенев, сжимая кулаки так, что побелели костяшки пальцев. На скулах играли желваки, и было видно, каких усилий ему стоило принять это известие от собственного брата.
Патологоанатом помолчал немного, потом вперил в этнографа стекленеющий взгляд круглых глаз:
– Бор, ты уже понял, наверное, из предыдущего повествования, что тебя постигла участь моего брата. Развяжем мешок Деда Мороза. Все было по накатанной схеме: убийство твоей семьи, затем психушка. До этого я ради развлечения напускал в твою жизнь мистический туман. Пелагее шею, кстати, тоже я сломал. Было странно, что она это предчувствовала.
Дико вскрикнув, этнограф бросился на инвалида, но Максим удержал его.
– Единственное, что не вписывалось в мои планы, – эта тварь в подземелье. Хотя, сопоставив некоторые факты, прочитав письмо барина и, главное, найдя жреческий оберег, я понял, что в этой истории есть доля истины. Но до конца не верил, пока… – и Борис ткнул пальцем в окровавленные культяпки. – Пока сам не убедился.
Бор хотел что-то сказать, но в это мгновение внизу что-то загрохотало, после чего раздался протяжный вой, от которого у собравшихся посерели лица.
– Нужно добраться до машины, – сказал нервно Сергей, кутаясь в шубу. – Пока мы тут слушаем сказки, эта срань уже вырвалась наружу!
– Не возражаю, – поддержал его Макс. Он шагнул к двери, но на его пути внезапно возник этнограф.
– Поздно. Оно идет сюда.
– Уйди с дороги, – прорычал Макс, замахиваясь, но в коридоре уже слышались тяжелые шаги. Евгения жалобно заскулила.
– Давайте кинем оборотню этого безногого, – предложил Сергей, указывая на находящегося в полуобморочном состоянии Бориса. – Он это заслужил. Пока его будут жрать, мы смоемся.
– Нет, – тихо сказал бывший участковый. Он поднял голову, и ребята с изумлением увидели, что оно мокрое от слез.
– Он убил твою семью, – напомнил Макс. – Опомнись, мужик!
За дверью послышался шорох, затем легкий удар, словно чудовище пробовало преграду на прочность. Бывший патологоанатом открыл глаза и поехал за шкаф, где взял ружье и вернулся на середину комнаты.
– Если хотите, можете попытаться спастись через окно, – будничным тоном сказал он.
В дверь ударили, на этот раз сильнее, и дерево затрещало.
Сергей схватил табуретку и швырнул ее в окно. Звон битого стекла совпал с очередным ударом, и в двери образовалась трещина. Комната наполнилась морозным воздухом.
Макс схватил в охапку Ангелину и бросился к окну.
– Тут невысоко, – бормотал он. – Прыгай как можно дальше, там сугробы глубже…
И хотя в глазах лилипутки метался страх, она без слов повиновалась, Макс тут же последовал за ней. Колючий снег обжигал, как раскаленный песок. После них спрыгнули Женя с Сергеем, потом этнограф. В комнате остались только братья.
– Прости, Андрей, – прошептал Борис, взводя курки. – Увидимся в аду.
Несколько секунд бывший майор молча смотрел на брата, и целая гамма чувств пронеслась по его лицу за эти мгновения – беспомощность, страх, отвращение, которое наконец сменила жалость. Ни слова не говоря, он разбежался и выпрыгнул в окно.
