– Че там такое?! – раздается снизу чуть слышный мужской голос.
Даша с надеждой прижимается лицом к трубам.
– Витя!
– Я Витя! А ты кто?!
– Даша! Я застряла в туалете! Квартира тридцать один, над тобой! Звони спасателям!
Он молчит.
– Ты слышишь?! Надо ломать дверь!
– Ладно! – каркает Витя.
Даша плюхается обратно на крышку унитаза.
– Мы будем в порядке, – шепчет она с облегчением. – Нас спасут.
Она натужно смеется. Нет, так нельзя. Какая глупая была бы смерть. Буквально говняная.
Спустя минуту Даша отключается. Она будто видит разряды электричества у себя в мозгу. Там все искрит под черепушкой. Настоящее светопреставление. Мозг занят чем-то сам по себе, так занят, что не может управлять ее действиями. Поэтому она просто сидит неподвижно, с приоткрытым ртом, потеряв чувство времени, глядит в одну точку и даже не моргает.
В ванной за стеной раздается громкий отрывистый скрип. Даша с усилием закрывает рот и пытается отвлечься от созерцания молний в голове. Мокрый шлепок. Скрип влажной ладони об эмаль. Стариковское кряхтенье. Что-то хватается за борта ванны, стонет и хрустит множеством суставов, вылезая из отверстия слива.
Даша думает: «Это в трубах», – но тут на пол падают банки с косметикой, и все мысли вытесняет ужас.
Оно громко тянется, уверенно, по-хозяйски шлепает мокрыми ногами в коридор, а затем к туалету. Решительно опускается дверная ручка, щелкает замок. В скважине показывается и тут же скрывается кончик острого серого когтя, скребет в замке.
На пару секунд все замирает, затем дверь беззвучно открывается. У порога стоит тухлая лужа. На кухню ведут мокрые следы.
В зеркале Даша видит многоколенчатого палочника, черного и лоснящегося от сточной слизи. Его костлявое тело напоминает кривую ветку, надломанную в десяти-двенадцати местах. Он склонился над кухонной раковиной, держась за края полуметровыми членистыми пальцами и опустив в слив синюшный язык. Снизу на языке выпирает налитой сосуд, и Даша узнает в нем безглазого червя из слива, любителя сахара и бананов. Многоколенчатый нагибается все ниже и ниже к раковине, вертит узкой головой, проталкивая язык вглубь, отыскивая им путь по трубам.
Тук-тук.
Даша отрывает взгляд от зеркала и таращится на крышку унитаза, на которой сидит.
Тук-тук, – настойчивее стучат снизу. Он поворачивает голову к туалету, чтоб убедиться, что она поняла, кто там. Бледное пятно у него на лбу смотрит.
Соскочив с унитаза, Даша бежит к входной двери. Многоколенчатый с громким чавканьем втягивает язык обратно и неуклюже шлепает за ней по коридору, волоча по полу свои длинные палкообразные руки. Дверь на лестницу распахивается. Он не преследует ее, а кидается в большую комнату. Его изломанный черный силуэт проскакивает мимо работающего телевизора, наследив на паркете, и исчезает в открытом окне. Ведущий ток-шоу смеется ему вслед. Звучат аплодисменты.
Даша бежит вниз и в пролете второго этажа налетает на Витю.
– Я вызвал сортирный патруль, – сообщает Витя.
Она с воем утыкается в его костлявую грудь. Он пахнет куревом. И болотом. Слезы льются из Дашиных глаз библейским ливнем, в голове еще сверкают молнии. Где гром?..
– Разъелась ты, – говорит он и хлопает ее по спине. – Хорошо, у меня руки длинные.
Дмитрий Лазарев
Фантомы
* * *
Очки, которые Ярик нацепил мне на нос, оказались ощутимо тяжелее привычных. Дужки туго обхватили голову. В правом ухе угнездилась капелька наушника.
– Ну как, Миш? Не давит?
Я провел пальцами по необычно толстой оправе и обнаружил коробочку, прицепившуюся к правой дужке. Нашел косые отверстия микрофона, выпуклую полукруглую линзу камеры и непонятную металлическую решетку. Нащупал торчащий сзади тумблер выключателя.
– Слегка некомфортно, – признался я. – Из-за наушника. Все-таки без него лучше слышно, а это важно…
– Ничего, – успокоил брат. – Дело привычки. Скоро ты убедишься, что оно того стоит.
Руки Ярика источали привычную смесь запахов жидкого мыла, пота и сладкого мужского парфюма, который мне никогда не нравился. Он пару минут колдовал с прибором на очках, шумно дыша над самым ухом, потом щелкнул тумблером – и наушник ожил.
– Загрузка системы. Активация модулей, – прошелестел приятный женский голос, который я мгновенно узнал.
– Это что, Нина?
– А то, – довольно отозвался Ярик. – Шестьдесят часов у микрофона, два гига записей. Потом голос придется синтезировать, ради экономии памяти. С расширением базы понадобится большой объем и лицензия на использование синтезатора речи, так что пока работаем, с чем можем. Впрочем, это не главное. Я дал программе ее имя.
– Как романтично, – фыркнул я.
– В любви и на войне все средства хороши…
Я знал, что он улыбается, – со временем это начинаешь определять по голосу.
– Главное, чтобы она работала, Ромео.
Он шаркнул стулом по полу.
– Координаты действуют по принципу часов. Думаю, ты быстро разберешься…
– Часов?
– Представь, что ты стоишь в центре большого циферблата, тогда прямо перед тобой двенадцать часов, справа и слева – соответственно три и девять…
– О’кей, я понял.
Наушник издал звуковой сигнал.
– Загрузка завершена. Инициализация… Приветствую пользователя, я – Нина, ваш проводник и помощник.
– Прогуляемся? – предложил Ярик.
Щелкнула, распрямляясь, трость, и брат вложил в мою руку прохладную рукоятку. Запястье привычно охватил ремешок. Я нащупал край стола, аккуратно поднялся на ноги. Нет ничего проще, чем ушибиться об угол, которого не видишь…
– Перед вами Ярослав, – сообщил голос в наушнике.
Я вытянул руку и уткнулся ладонью в грудь Ярика. Подушечки пальцев коснулись плотной ткани рубашки.
Наверное, чувства так ярко отразились на моем лице, что он рассмеялся.
– Как это работает?
– Компьютерное зрение, обученная нейронная сеть и немного магии, – сказал Ярик, отступая в сторону (подошвы кроссовок шаркнули под тремя шагами). Наушник оперативно среагировал:
– Ярослав на два часа.
– Пройдись по аудитории и скажи, как тебе.
Я шагнул вперед, привычно постукивая тростью. Обошел стул, оказавшийся на пути, протиснулся промеж двух узко стоящих парт. Негромкий голос Нины комментировал:
– Ярослав на три часа. Стена на двенадцать часов. Расстояние – два метра. Дверь на десять тридцать. Расстояние – четыре метра.
