– Я пойду, он меня, наверное, заждался.
Комната Лукаса утопала во мраке. Шторы были крепко задернуты, не работала ни одна лампа. Лукавый сидел на кровати, глядя на дверь. Косте показалось, что он его не увидел.
– Эй, привет. – Левицкий помахал перед лицом друга. Тот моргнул и перевел на него отсутствующий взгляд. – Ты здесь в Голлума играешь, что ли? Чего все закрыл?
Костя подошел к окну, взялся за шторы.
– Если ты их откроешь, я откушу тебе палец, – пошутил Лукавый.
– Ты странно себя ведешь в последнее время. Расскажи мне, что случилось, – попросил Костя.
– Ничего. Жизнь перевернулась, а так все нормально.
– Что значит «жизнь перевернулась»? Объясни нормально.
Лукавый жестом подозвал его, сам сел в кресло, вытянул ноги на кровать. Дождавшись, пока Костя сядет, он начал:
– Все как всегда: хорошая девочка встретила плохого мальчика. Хорошая девочка влюбилась в плохого мальчика. Хорошая девочка погибла из-за плохого мальчика. Плохой мальчик слишком поздно понял, что влюблен в хорошую девочку.
– Ты это… о Еве говоришь? – Костя неловко почесал висок. Лукавый кивнул. – И почему твой мир перевернулся? Кстати, где она?
– Она ушла. Совсем. Пуф. – Лукавый разжал ладони. – Я больше никогда ее не увижу.
– Не знаю, что сказать…
– Тут нечего говорить.
– Поэтому ты заперся дома и никуда не выходишь? – спросил Костя, когда пауза затянулась.
– Я ходил в полицию. Написал заявление, принес им доказательства. – Лукавый фыркнул. – А папаша Вика его отмазал! Снова! Сказал мне молчать и не высовываться, если не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
Костя прочистил горло.
– Вот что я тебе скажу: выползай из норы и возвращайся в школу. Я тебе помогу. Когда в голову лезут печальные мысли, нужно делать все, чтобы отвлечься от них.
– А если я не хочу? – Лукавый взглянул на него без интереса. – Не хочу делать то же, что делают все. И я сейчас не о депрессии, а о решении проблемы.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, знаешь, люди любят сваливать все на судьбу. Так легче. Зачем решать проблему, если можно заниматься ерундой и забыть о ней? Почему-то никто не думает, что нерешенная проблема ведет к усугублению этой самой проблемы.
Костя промолчал.
– Даже ты не знаешь, что на это ответить.
– Как мне тебе помочь? – спросил Костя.
Лукавый улыбнулся, но его брови остались нахмуренными.
– Мне уже ничто не поможет. Никто не поможет. Я сам справлюсь, окей? А ты иди к Ярославе, не трать на меня свое время. – Он пихнул друга в плечо, выпроваживая его из комнаты.
– Так нельзя. Нельзя гнить в одиночестве, страдать и делать вид, что весь мир тебя не понимает! – Костя повернулся, упрямо встал звездочкой в проеме. Лукавый толкал его, но быстро выдохся.
На столе в емкости с обезболивающим лежало две таблетки.
– Ты все еще принимаешь лекарство? Я думал, что у тебя просто болела голова! – Костя заволновался, и Лукавому удалось вывести его в коридор.
– Тише! Не хочу, чтобы мама беспокоилась. – Он огляделся и, убедившись, что они не потревожили мать, добавил: – Я не пил много обезболивающих. Просто один раз запнулся и упал, половину пришлось выкинуть. Я жуткий чистоплюй.
– Ага, – протянул Костя. В комнате Лукавого вещи были разбросаны по полу и всем возможным поверхностям, – конечно. Тебе точно не нужна моя помощь?
– Это всего лишь хандра. Пройдет, не парься. – Лукавый улыбнулся, его взгляд заметно ожил.
– Ладно… Ты меня напугал. – Костя облегченно выдохнул.
– Все будет хорошо, – пообещал Лукавый.
Тихая
87
Мобильник звонил не переставая. Тихая выключила звук и неотрывно смотрела на мигающий экран. Он затухал, через секунду вновь светился, показывая лицо Вика.
«Это ведь неправда? Мало ли что там случилось, прямых доказательств нет», – думала Алина, покачиваясь на стуле взад-вперед.
Родители работали и не обращали внимания на ее прогулы. После смерти Эмиля они стали безмолвными роботами, живущими по ранее прописанной в мозгу программе.
«Если ты в это не веришь, лучше с ним поговорить и все обсудить. Зачем игнорировать?» – не выдержав, Тихая все же подняла трубку.
– Ну?
– Милашка! Наконец-то я до тебя дозвонился. Ты где?
– Дома.
– Я подъеду?
– Подъезжай. Мне надо с тобой поговорить.
– О чем?
– Это не телефонный разговор. – Она первой повесила трубку, оставила мобильник на тумбочке и пошла переодеваться.
Несмотря на сомнения, Тихая все еще хотела выглядеть красиво перед Виком. Когда он пришел, она пропустила его в квартиру.
– О чем ты хотела поговорить? – Вик обнял ее, поцеловал в щеку: хотел в губы, но она вовремя отвернулась. – Что-то не так?
– Я задам тебе вопрос, и ты должен честно на него ответить. Я увижу, если соврешь, – предупредила она, не отрывая взгляда от его лица.
– Конечно, крошка, без проблем. – Вик кивнул.
Она провела его в комнату, усадила на кресло, сама села на кровать. Несколько раз открывала рот, тут же смыкала губы, смачивая слюной пересыхающее горло. Алина ущипнула себя за колено и наконец заговорила:
– Февральская авария – твоя вина?
Вик почесал нижнее веко.
– Тебе Лукавый сказал?
– Неважно. Да или нет? – Она ждала от него ответа, а Вик молчал, затягивая на своей шее невидимую петлю. Алина представила, как под давлением грубой веревки морщится кожа.
– Да, – тихо признался Вик.
– Из-за тебя погиб мой старший брат. И много других людей. – Тихая едва сдержалась, чтобы не швырнуть в него вазой. – Что случилось с той девушкой?
– С какой? – Вик затопал ногой по полу, нервно тряся коленом.
– Которую ты выбросил на дорогу.
– Как ты узнала? – на выдохе спросил он.
– Лукавый дал мне послушать запись. Теперь я понимаю, почему он говорил мне не встречаться с тобой. – Тихая встала, прошла несколько кругов по комнате, остановилась. – Убирайся.
– Алина, пойми: я ведь не специально! – Вик подскочил за секунду до того, как она обрушила на его кресло биту.
– Убирайся, я сказала! Тварь, сволочь! Ты отнял у меня брата! Ты разрушил мою семью!
Тихая погналась за ним с битой, замахиваясь и сшибая все вокруг: кубки, статуэтки и рамки с фотографиями. Алина пробежала по стеклу в тонких носках. Осколки впились в ногу, но из-за злости она не почувствовала боли.
