– Лукав… Лукас.
– Необычное имя. Должно быть, за ним стоит какая-то история? – Женщина печально улыбнулась. Ева стояла позади матери, положив руки ей на плечи. – Подожди минутку.
Лукавый пил шоколад, пережевывая белые зефирки, плавающие в нем.
Мать Евы зашла в комнату с розовой дверью и не выходила оттуда минут пять. Она вернулась с плакатом, сложенным вчетверо. Развернула его, стараясь не порвать тонкую бумагу, и положила на стол.
– Нашла это у дочки в рюкзаке. Кажется, это ты?
С плаката глядел крупный черно-белый портрет Лукавого. Он сидел, глядя вправо, а его левая кисть опиралась на гриф гитары. Лукавый стрельнул в Еву взглядом, а она ответила ему неподдельным удивлением на лице.
– Да. Я здесь на год младше, – сказал он.
– Моя девочка любила твои песни. Все время их слушала. Даже засыпала под них.
Ева прикрыла лицо руками.
– Откуда вы знаете?
– Я же ее мама. Я знаю о Еве все. – Женщина загрустила, опустив взгляд на стол.
– Я вас понимаю. – Лукавый осторожно взял ее за руку. – Жаль, что я не успел узнать ее получше.
– Не хочешь зайти в ее комнату? – Мама Евы промокнула глаза салфеткой и провела его к розовой двери.
Просторная комната переливалась розовым: кровать, занавески, мягкие игрушки и рамки для фотографий, даже часть мебели – все напоминало домик для Барби.
«Мало кто из ровесниц Евы одобрил бы такой детский стиль», – улыбнулся Лукавый. Его симпатия к Еве только усилилась.
– Можешь посмотреть ее компьютер, если это как-то тебе поможет. К сожалению, ни я, ни мой муж так и не разгадали ее пароль. Мы знаем только, что он состоит из четырех цифр, как ПИН-код, – вздохнула мама Евы. – Я пока выйду в кухню, нужно закончить с печеньем. Ничего?
– Конечно. Я справлюсь, не волнуйтесь.
Когда дверь за ней закрылась, Лукавый облегченно выдохнул, приложив руку к животу.
– Я думал, что помру от волнения, – признался он. – У твоей мамы проницательный взгляд.
– Интересно, зачем она предложила тебе подобрать мой пароль, – пробормотала Ева.
– А ты, значит, была моей фанаткой? – не удержался Лукавый. – Даже плакат достала…
– Перестань, я сейчас со стыда сгорю. – Ева покраснела.
Лукавый сел в кресло, включил моноблок. Когда всплыла заставка с паролем, он спросил:
– Помнишь, какие цифры могла использовать?
– Семнадцать ноль два.
Он ввел, высветилось: «Неверный пароль».
– Что-нибудь еще?
– Хм… ноль два десять.
– Снова нет.
Они перепробовали еще несколько дат. Ева села на кровать и насупилась.
– Пятнадцать одиннадцать! – вспомнила она, щелкнув пальцами.
Лукавый ввел цифры – пароль подошел, и они зашли в аккаунт.
– Да! – Он повернулся к ней с улыбкой, а через мгновение удивленно спросил: – У тебя что, мой день рождения паролем стоит?
– Не хотела забывать, вот и вводила каждый раз. – Ева отвернулась.
– О чем еще ты мне не рассказывала? – Лукавый услышал скрип двери и повернулся.
В комнату зашел мальчик лет семи. Он хмуро смотрел на гостя, не произнося ни слова.
– Ты Вениамин, верно? – спросил Лукавый.
Веня кивнул.
– Хочешь мне что-то сказать?
Он покачал головой.
– Сын не разговаривает с того дня, – проходя мимо, мать Евы заглянула в комнату. – Если он тебе мешает, я могу…
Пока она говорила с Лукавым, Ева подошла к брату и присела перед ним на корточки. Он смотрел сквозь нее. Она видела в его глазах потухшую радость, и от этого ей самой хотелось плакать.
– Венечка, любимый мой. – Ева попыталась обнять его, но призрачная оболочка прошла насквозь.
Веня вдруг всхлипнул, привлекая внимание взрослых. Запрокинув голову, он разревелся.
– Ева… Ева-а-а… – повторял Веня, захлебываясь слезами.
* * *
Лукавый ушел из дома Евы ближе к полуночи. Все это время он разговаривал с ее родителями. К беседе присоединился младший брат, и хоть родители уверяли Лукавого, что Веня не говорил больше полугода, мальчик без конца рассказывал о старшей сестре.
– Твоя семья чудесная, – Лукавый поежился от прохлады, – как и ты.
– Что? – Ева остановилась, а он продолжал идти.
– Что слышала. Кстати, как вообще призраки могут слышать?
– Я читаю по губам. В лимбе нет звуков.
– И как ты тогда слушала со мной музыку?
Ева хитро улыбнулась:
– Когда ты слушаешь музыку, то шевелишь губами. Всегда. Я считываю слова, и в голове звуки возникают сами собой.
Лукавый недоверчиво взглянул на нее:
– Тогда как я слышу тебя? У меня слуховые галлюцинации?
Она неловко пожала плечами.
– У меня к тебе предложение. Встреть Новый год со мной, – сказал Лукавый.
– А как же твои друзья?
– С ними я увижусь потом, в этот раз семья не отпустит. Это легко читается в маминых глазах. Боится, что я снова влипну в неприятности.
– Я бы тоже боялась. – Ева заправила волосы за ухо, повернулась к нему и пошла задом наперед.
– Почему?
– Ты слишком обаятельный. Уйдешь на вечеринку, улыбнешься случайной девчонке – и она твоя. А я не хочу ни с кем делиться. – Ева нахмурилась.
– Смотри. – Лукавый остановился, поправил теплый серый шарф и вытянул руку. Ева приставила к ней пальцы. Они не могли держаться за руки, ведь от Евы осталась лишь призрачная оболочка.
– Что ты хочешь мне показать? – В свете фонарей Лукавый приглядывался к пустому пространству. Редкие прохожие беззастенчиво пялились на него.
– Вот это, – сказал он, повернув правую руку. На ней бледно-голубыми огоньками загорелись буквы.
Ева прочла свое имя и удивленно взглянула на Лукавого.
– Вот что нас с тобой связывает, – сказал он. – Похоже, я пытался сделать татуировку, и из-за комы она как-то связана с лимбом.
– Любопытная теория. – Ева хихикнула. – Надо же, ты набил мое имя!
– Набил – это громко сказано, – смутился Лукавый. Они шли молча, пока он подбирал слова. Наконец решившись, он посмотрел на Еву и признался: – Я не помню, что случилось с нами в тот день, но сейчас я бы все отдал, чтобы держать тебя за руку.
Ева коснулась рукой его левой ладони. Лукавый ощутил холодок, будто кто-то одновременно дул и проводил по коже перышком.
