– Получается, никто даже не знает, кого ищут менты, – рассуждал Гарик. – Мужика? Парня? Или вообще бабу?
Роман хмыкнул и вытер салфеткой губы:
– Ну ты скажешь... В натуре, разве бабы способны на такое?
Он подвинул к себе тарелку с дымящимся мясом и стал с аппетитом уплетать.
– Почему бы нет, – пожал плечами Гарик. Он наморщил лоб. – Нужно действовать нестандартно. Пока я уверен в одном. Этот псих местный, имеет «ствол», садист, помешан на цирке и очень хорошо умеет маскироваться. Нужно составить его примерный портрет.
– Как это? – удивился Роман.
– Психологический, я хотел сказать, – уточнил Гарик. – Ладно, прошерсти своих корешей, хотя наверняка менты их уже задолбали. Я смотаюсь в дурку, посмотрю архивы, может, какого-нибудь шизика раньше времени выпустили. Потом позвоню, уломаю Володю, чтобы дал с Лилей пошептаться, если он еще на ногах держится.
– Да, жаль мужика, – без тени сочувствия проговорил Роман. Доев второе, он глотнул пива.
– А ты съезди на АЗС, потряси тетку-заправщицу. Авось и память прояснится. Только не усердствуй.
– Ладно, – с готовностью сказал Роман. Он быстро допил пиво и отставил в сторону пустую кружку.
– Возможно, придется съездить в Савейск, – вслух рассуждал Гарик. – Там один спец по серийщикам, нам с Боковым лекции читал. Дай бог, жив еще, старпер.
– Что за Боков? – без особого интереса спросил Роман.
– Работали вместе, – не стал вдаваться в подробности Гарик.
– И на хрена нам этот спец? Ты что, в долю его взять хочешь? – насупился Роман.
– Нам нужен хороший профайлер, а кроме этого старика в наших краях профессионалов его уровня нет, – ответил Гарик.
– Профайлер?
– Психиатр то есть. Все равно наш главный свидетель – дочка Володи, – сказал он.
Однако все вышло совсем иначе.
* * *
Защита диплома прошла блестяще. Хотя, по большому счету, на другой исход я и не рассчитывал. Было бы глупо получить какую-то иную оценку, имея зачетку с одними пятерками. Экзаменаторы сонно слушали мое выступление, не задавая никаких дополнительных вопросов, а завкафедрой по уголовному праву лишь одобрительно кивал своей плешивой головой и повторял к месту и не к месту: «Хорошо, хорошо», причем произносилось тем успокаивающим тоном, который используют при беседе с душевнобольными, и было непонятно, кого он пытается успокоить – себя или меня? «А больной перед смертью потел? – Да. – Это хорошо!..» Складывалось впечатление, что если бы я громко, на всю аудиторию произнес бы: «А не пошли бы вы все к еб...матери!», члены комиссии продолжали бы ловить мух, а завкафедрой на автомате кивал бы своей башкой, как китайский болванчик, повторяя: «Хорошо, хорошо...»
Вчера снова звонил Виктору по поводу возможного знакомства Долина и Ставченко, однако тот сослался на загруженность по работе и повесил трубку. Я не обиделся. Я чувствовал, что между этими людьми должна быть какая-то связь. ДОЛЖНА БЫТЬ. Я понял, что Виктор не поверил моей сказке о примерах из практики, но мне было плевать. С тех пор, как отношения с Викой у нас разладились, мне стала неинтересна эта семья.
На следующий день я получил диплом. Их вручал преподаватель криминалистики, одуревший от жары толстяк, с расстегнутой, несмотря на официальный статус мероприятия, рубашкой почти до самого желеобразного пуза. Когда назвали мою фамилию, я, краснея и спотыкаясь, побрел к нему и два раза чуть не упал. В зале раздались жидкие хлопки, и я покраснел еще больше – красных дипломов было всего три, и двум предыдущим отличникам зал рукоплескал. Толстяк равнодушно поздравил меня, небрежно сунув, почти впихнув в мои трясущиеся от волнения руки красную корочку, будто она была чем-то испачкана, и я, ненавидя его в душе, поплелся на свое место, снова споткнувшись.
Я сел на место, чувствуя, что начинаю задыхаться. Мне было противно абсолютно все – этот грязноватый душный зал, этот жирный мудозвон-препод, этот чертов диплом, да и я сам себе был мерзок. Единственное, чего я хотел, – поскорее увидеть Леру. При мысли об этой девушке мое настроение немного поднялось – как я мог забыть, ведь сегодня у нас запланирована встреча и она приедет ко мне!
Правда, меня смущала наша односторонняя связь – Лера ни в какую не желала оставлять мне номер своего телефона, хотя я точно знал, что мобильник у нее имеется. Поэтому сегодня я снова обречен на беспокойное ожидание.
Пока я потел в актовом зале, кто-то сунул под «дворник» моей «Нивы» листок бумаги. Я почувствовал, что мой желудок подскочил куда-то к горлу. Вынимая листок, я твердо решил, что если это снова послание от моего тайного «доброжелателя», я отправлюсь прямиком в милицию.
Я развернул бумажку и облегченно вздохнул. Это была листовка с призывом поймать Живодера, она призывала:
«Вознаграждение 100.000! Поймайте больного урода, он уничтожает наш город! Милиция бессильна, сделаем все сами!..»
И так далее. Меня передернуло. Сразу вспомнились вестерны от Серджио Леоне, когда в каждом салуне Дикого Запада висели обтрепанные бумаженции с нарисованными от руки мрачными физиономиями конокрадов, убийц и грабителей. Неужели и мы докатились до этого?
* * *
К счастью, весь медперсонал, дежуривший в день, когда нашли Лилю, был на месте, и Боков, выяснив все, что хотел, со спокойной совестью собирался ехать домой, как вдруг его позвала Чернышкова, старшая сестра.
– Виктор, Лиля тогда забыла кофточку и куклу, ей отец привозил. Вы не могли бы сами отвезти ей? Извините, просто не хочется лишний раз беспокоить их, – словно оправдываясь, сказала женщина.
Подумав, Виктор согласился. Это даже хорошо, будет лишний повод побывать в этой семье, может, чего нового узнает. Подъезжая к дому Хотиных, он в который раз поразился великолепию архитектуры и размаху, с каким было воздвигнуто это строение.
«И на фига этим богачам такие хоромы? Ведь тут целый детский сад можно разместить», – недоумевал Виктор.
Он долго жал на звонок, пока из встроенного микрофона на воротах не послышался заплетающийся голос Владимира:
– Какого х... надо? Уматывайте, пока собак не спустил!
– Владимир, это Виктор, из розыска.
– Да хоть папа римский! Мне никто не нужен! – провизжал Владимир. – Засуньте ваш розыск, где солнце не светит!
– Я привез вещи вашей дочери, вы в больнице оставили, – спокойно сказал Виктор.
Казалось, эта фраза переваривалась хозяином особняка целую минуту, потом Владимир что-то буркнул, и тихо зашипели пневмоворота, впуская Виктора внутрь. Дверь дома открылась, и на пороге показался Владимир. Вид у него был потрепанный, и Виктор сразу определил, что тот наверняка не просыхает уже несколько дней. Под глазами набрякли тройные мешки, лицо одутловатое, халат с золотистой вышивкой чем-то заляпан.
