Всем нам нужна помощь в том, чтобы научиться «искусству жизни как таковой». Это вопрос не зависимости, а развития. Способность вдохновлять других и передавать другим умение наслаждаться и созидать, будь то в изобразительном искусстве, музыке, литературе, беседе, садоводстве, архитектуре, еде, вине или видеоиграх, станет нужной как никогда.
Следующий вопрос — распределение доходов. В большинстве стран оно долгие десятилетия движется в неправильном направлении. Это комплексная проблема, но одно ясно: высокий доход и высокое социальное положение обычно проистекают из предложения высокой добавленной стоимости. Например, профессии ухода за детьми ассоциируются с низким доходом и низким социальным положением. Это отчасти является следствием того факта, что мы, честно говоря, не знаем, как выполнять подобную работу. Некоторые от природы хорошо ее выполняют, но многие нет. Противоположный пример — профессия хирурга-ортопеда. Мы не наймем подростка, которому нечем заняться и нужно немного наличности, на должность хирурга-ортопеда за $5 в час плюс все, что он найдет съестного в холодильнике. Мы затратили столетия на исследования, чтобы понять, как устроен человеческий организм и как его «починить», если он «сломался», и люди в этой профессии должны учиться много лет, чтобы освоить знания и навыки, необходимые, чтобы ею заниматься. Хирурги-ортопеды являются высокооплачиваемыми и уважаемыми специалистами. Им много платят не потому только, что они много знают и долго учились, а потому, что все их знание и обучение приносит реальные плоды. Оно позволяет им добавлять очень много ценности к жизням других людей, особенно людей с переломами.
К сожалению, наше научное понимание ума отличается шокирующей ущербностью, а научное понимание счастья и полноты жизни — тем более. Мы попросту не знаем, как добавлять ценность к жизням других людей последовательным и предсказуемым образом. Мы достигли скромного успеха в лечении некоторых психических заболеваний, но до сих пор ведем «столетнюю войну» за преодоление невежества даже в такой элементарной сфере, как обучение детей чтению
[176]. Нам необходимо радикально переосмыслить систему образования и науки, так, чтобы уделить человеку больше внимания, чем физическому миру. (Джозеф Аун, президент Северо-Восточного университета в США, утверждает, что в университетах должна изучаться и преподаваться «наука о человеке — гуманика»
[177].) Утверждение, что счастье должно быть инженерной дисциплиной, звучит странно, но это, похоже, неизбежный вывод. Такая дисциплина должна опираться на фундаментальную науку — лучшее понимание того, как работает ум человека на когнитивном и эмоциональном уровнях, — и преподаваться широкому кругу специалистов, от архитекторов жизни, помогающих людям планировать свой личный жизненный путь, до профессионалов в таких областях, как «оптимизация любопытства» и «личная жизнестойкость». При опоре на реальную науку эти профессии будут шаманством не в большей степени, чем современные мостостроение и ортопедическая хирургия.
Перестройка нашего образования и исследовательских учреждений с целью создания этой фундаментальной науки и ее преобразования в учебные программы и признанные профессии займет десятилетия, поэтому имеет смысл начать уже сегодня. Жаль, что мы не сделали этого давным-давно. Конечным результатом, если все получится, станет мир, в котором очень даже стоит жить. Без этой перестройки мы рискуем обречь себя на слишком высокий уровень социально-экономического неблагополучия.
Присвоение других человеческих занятий
Нужно дважды подумать, прежде чем поручать машинам занятия, предполагающие межличностное взаимодействие. Если способность быть человеком — наше главное, так сказать, качество в глазах других людей, то изготовление поддельных людей представляется неудачной идеей. К счастью для нас, мы явно опережаем машины в понимании чувств других людей и умении предсказывать их реакции. Практически любой человек знает, что испытываешь, попав молотком по пальцу или страдая от неразделенной любви.
Этому естественному преимуществу человека противостоит естественный же недостаток — склонность обманываться внешностью, особенно человеческой. Алан Тьюринг предостерегал против придания роботам человеческого облика
[178]:
Я очень надеюсь и верю, что серьезные усилия не будут затрачиваться на изготовление машин с наиболее характерными человеческими, но неинтеллектуальными характеристиками, такими как форма человеческого тела; мне кажется никчемным предпринимать подобные попытки, результаты которых будут сродни тому неприятному, что есть в искусственных цветах.
К сожалению, предупреждение Тьюринга осталось неуслышанным. Ряд исследовательских групп уже создали до жути человекообразных роботов, как, например, те, что представлены на рис. 10.
В качестве инструментов исследования роботы могут способствовать пониманию того, как люди интерпретируют поведение и коммуникации робота. Как прототипы будущих коммерческих продуктов они являются вариантом обмана. Они обходят сознательную осведомленность и воздействуют непосредственно на эмоциональное «я», возможно, убеждая нас, что наделены реальным интеллектом. Представьте, например, насколько проще было бы выключить приземистую серую коробку, работающую ненадлежащим образом, даже если бы она сигнализировала о своем нежелании быть выключенной, чем поступить так же с человекообразными Цзя Цзя или Geminoid DK. Представьте также, какую сумятицу и, пожалуй, психологический дискомфорт вызывало бы у маленьких детей, если бы за ними ухаживали сущности, которые представляются такими же людьми, как и их родители, но на самом деле не люди; и словно бы заботятся о них так же, как родители, но это только кажется.
Помимо базовой способности передавать невербальную информацию посредством мимики и движений, с чем прекрасно справляется даже Багз Банни, роботам незачем быть человекообразными — этому нет убедительной причины. Напротив, имеются веские, прагматичные причины не делать их человекообразными — например, наше вертикальное положение относительно неустойчиво по сравнению с передвижением на четырех ногах. Собаки, кошки и лошади отлично вписались в нашу жизнь, и их физическая форма является очень хорошей подсказкой в отношении их вероятного поведения. (Представьте, что лошадь вдруг начала вести себя как собака!) То же самое будет верно в отношении роботов. Четырехногое, двурукое строение, как у кентавра, представляется удачным стандартом. В роботе, точно повторяющем облик человека, не больше смысла, чем в «Феррари» с ограничением скорости 8 км/ч или в «малиновом» мороженом из печеночного паштета со свекольным соком.
