Я слушал Марка минут двадцать пять, потом не выдержал и спросил: «Может хватит им тет-а-тета? Не было бы беды. Меня совесть грызет, знал бы, что они старые знакомые, ни за что бы его сюда не повез… Не хватает только…»
Я проговорил это, уже входя в гостиную. Следом за мной вошел и Марк.
Ни Олега, ни Людмилы там не было.
Комната была пуста.
Я ощутил спиной, как ярость Марка выплеснулась вместе с нечленораздельным рыком из его глотки в пространство, отчего то зловеще завибрировало.
Марк обежал их большую квартиру. Выглянул из окна, выходящего на канал, долго и жадно смотрел направо и налево…
Вернулся в гостиную. Сел в кресло, налил полный стакан виски и выпил залпом.
Мне захотелось провалиться сквозь землю.
Марк молчал минут пять. Потом проговорил обреченно:
— Они на моей машине уехали. На Вольво. И наличные взяли из шкатулки. Тысячи три там было. Где мне теперь их искать? Может, они уже в какой-нибудь гостинице, в постели…
Я благоразумно промолчал.
Хотя у меня в голове тут же нарисовалась странная фривольная картинка «Олег и Людмила в миссионерской позе». Потом еще одна, «сзади». И еще тридцать две…
Странность их заключалась не в том, что вытворяли на огромном ложе две нагие человеческие фигурки… а в том, что под потолком их алькова, непонятно зачем и почему, парили человекообразные дроны-квадрокоптеры…
Хм… вообще-то я не склонен к подобному фантазированию…
Догадался. Картинки эти были не мои, а Марковы. И нарисовались они в его воспаленной лысеющей голове ученого с остатками поросли по периметру. Но энергия этих галлюцинаций была столь высока, что они сами собой транслировались и в мое сознание. В тот потайной кинозал одного зрителя, на котором передо мной промелькнуло за шестьдесят лет много чего, о чем не хочется рассказывать друзьям за пиршественным столом.
Набрал телефон Олега на мобильнике. Молчание.
Неожиданно для самого себя я сказал: «Он говорил, что болен СПИДом. Может, придуривался. Чтобы я не заподозрил его в…»
Притихший было Марк встрепенулся как ужаленный оводом конь, вскочил и убежал в другую комнату. А вернулся с пистолетом в трясущихся руках. Направил его дуло на меня и прошипел: «Говори, где они. Ты все это придумал. Сводник. Говори, иначе застрелю!»
Дело принимало скверный оборот.
Верзила-Марк с пистолетом в руках. Какой заезженный сюжет! Трэш.
Только патроны в нем наверняка не киношные…
Меня спасла природа. Марку вдруг, как по заказу, стало плохо.
Лицо его как бы посерело. Он медленно положил пистолет на стол.
Обеими руками схватился за посиневшую шею, на которой выступили, как у лошади, толстые красные вены… и повалился на бок.
Я вызвал пожарную скорую… которая увезла Марка после нескольких неудачных попыток реанимации. Так я и не понял куда, в Вирхов-клинику или в Институт судебно-медицинской экспертизы в Моабит. На прощание здоровенный пожарный сказал мне: «Друг ваш мертв уже десять минут. Мы вызвали полицию…»
Посмотрел в окно и добавил: «Они уже тут… не советую вам трогать это».
И показал на пистолет, все еще лежавший на бордовой скатерти с бахромой.
Я был слишком взволнован, чтобы манить себя вопросами. И все-таки, почему они не дождались полицейских, не показали им тело, если Марк действительно мертв?
Полицейские в штатском объяснили мне, что их задача — проверить, была ли смерть ученого естественной.
Во время разговора с полицейскими мне казалось, что время движется слишком быстро. Не тянет меня как обычно своей густой опаловой массой, а обтекает как течение остров.
Реплики полицейских улетали от меня как испуганные птицы.
А сам как будто онемел. На вопросы отвечал глупо и невпопад.
Полицейские, три молодых парня, не очень старались… видимо, после первого же знакомства с «местом преступления» поняли, что ничего интересного для них тут нет.
Пистолет их конечно заинтересовал, но они открыли принесенный с собой лэптоп и быстро нашли его по номеру… убедились в том, что Марк владел им легально, как многолетний член Клуба любителей спортивной стрельбы в Шпандау.
Сообщили мне, неприятно ухмыляясь, что пистолет заряжен не был.
Нашли загранпаспорт Людмилы и проверили его.
Обнаружили в своей электронной картотеке и Олега, прочитали в ней что-то и про меня и угрюмо похмыкали.
Поскучнели. Переглянулись. И покинули квартиру. Подозрительно быстро.
Ночь.
Время все еще несется мимо меня… Как болиды в Монако мимо зрителей.
Слышу его свист, напоминающий комариный писк.
Я сижу один в чужой квартире, за столом, покрытом бордовой скатертью.
Бахрома ее превращает стол в надгробье.
Тихо, как в могиле.
Что я тут делаю?
Где мой московский гость?
Людмила?
Живы они?
Что с Марком?
Существуют ли все они на самом деле, или я придумал их после обильного ужина для отвлечения от мрачных мыслей?
Говорят, даже после 40-минутной остановки сердца, человека еще можно вернуть к жизни. Вранье, наверное.
Живу ли я еще? Или я, как отец моего гостя, попал в лимб и не заметил этого. Или меня придумал тот… который смотрит сейчас на экран монитора и усмехается?
Машинально налил остаток виски себе в стакан. Хотел бросить в него кубик льда, но от того льда, что принес Марк, осталась только маленькая лужица в хромированной ванночке.
* * *
Мой рассказчик, сделанный из сухих чешуек сброшенной кожи, и симпатичный верзила Марк, родившийся из имени и одного приятного воспоминания, были не правы. Олег и Людмила не были знакомы и близки.
Физически они друг друга не знали… хотя кое-что их друг с другом и связывало. И связывало пожалуй даже сильнее, чем совместное прошлое, постель и всяческие трагедии… которые кажутся нам такими страшными и непоправимыми в двадцать и тридцать… забавляют нас в шестьдесят и забываются в восемьдесят.
Не буду тянуть и кокетничать с читателем… когда Людмила еще тогда, в прихожей, в первый раз глянула на незваного гостя, опустившего своего красивую седеющую курчавую голову и смотревшего в центр Земли, которого приволок с собой, неизвестно для чего, этот неприятный толстый неврастеник, вообразивший себя знатоком человеческой натуры, она сразу же узнала его… да, он был человеком из ее прошлого… он был ее литературным героем, да-да, тем самым «капитаном», или… идеальной его материализацией. Людмила не поняла это, а почувствовала телом… по которому тут же пробежали электрические волны, мгновенно сфокусировавшиеся вокруг той области женского тела, которая вроде бы и не должна была играть роль магнита для эротических импульсов. Но… женское тело, господа, это загадка, почище Бинарной гипотезы Гольдбаха (жил такой хитроумный немец в восемнадцатом веке), которую так легко сформулировать и, кажется, невозможно доказать.
