Бездомный-нищеброд? Судя по одежде, нет.
Решил, как Тереза Мэй во время брексита, потянуть время — побродить четверть часика по отелю, подумать и поглазеть на город с высоты. Авось решение само, как летающая рыбка, вынырнет из глубины подсознания и упадет мне в руки. Или судьба все решит за меня, и мне останется только подчиниться.
Подумать и поглазеть на город не вышло, потому что неожиданно в конце коридора появился один из братьев Азалии. Он явно кого-то искал, посверкивающий на пальцах его правой руки кастет и тупое злобное лицо не предвещали ничего хорошего. В другом конце коридора — замаячил второй братец, тоже с кастетом.
Вскочил в открывший как раз в этот момент двери лифт. Поехал вниз.
Кроме меня в кабине находилась одна молодая женщина с дорогим жемчужным ожерельем на матовой шее и роскошными рыжими волосами, собранными в пучок. Ожерелье свое она то и дело поправляла, а пучком беспокойно встряхивала.
Женщина эта дерзко взглянула мне в глаза, прищурилась и прошипела:
— Что, женишок, от невесты драпаешь? Сдрейфил, миллионер дутый? Шарлатан! Не забудь о 24-м августа, негодяй!
После этого превратилась в кобру, высоко подняла страшную голову с открытой розовой пастью и двумя жуткими закругленными зубами. Боднула воздух…
Инстинктивно нажал на кнопку «стоп». Лифт замер со скрежетом и треском и открыл двери. Я, не глядя по сторонам, выпрыгнул из лифта и побежал прочь. Подальше от этой змеюги.
И — на тебе — чуть не свалился с обрыва! Какой-то господин схватил меня в последний момент за руку и не дал упасть. Я уже висел над пропастью.
Не знаю, что произошло… я стоял на краю огромной заброшенной каменоломни, на дне которой было озеро. По нему плавали изящные яхты с белыми парусами и неуклюжие джонки. Рядом со мной стоял мой спаситель, мужчина лет сорока четырех в темно-вишневом костюме и скептически меня оглядывал. Как мясник — свежую коровью тушу, которую только что привезли с бойни.
Помолчал минуту и сказал:
— Превосходно! Я надеюсь, Гарри, ты не хочешь в день помолвки убежать от невесты. Или покончить с собой. Это невежливо, монсеньор будет недоволен. Иди в ресторан, тебя там все заждались. Иначе мне придется тебя застрелить.
Мужчина вынул из кармана пиджака автоматический пистолет и гадко щелкнул по нему ногтем указательного пальца левой руки.
Я испугался, но виду не подал, решил схитрить и прикинуться смущенным дурачком. Был бы я насекомым, упал бы и задрал ножки кверху.
— Разумеется, разумеется поднимусь, я только в туалет вышел, потому что слизняка на потолке увидел, а потом, сам не знаю как, попал в лифт. Братья с кастетами, женщина-змея с ожерельем, а тут обрыв… Спасибо за то, что спасли мне жизнь! Кстати, что это за каменоломня такая?
— Какая каменоломня? Ту что, Гарри, переел страусиного паштета? Посмотри, вон, внизу лобби… а мы стоим на третьем этаже галереи. Отсюда открывается чудесный вид на скульптурный сад. Это знаменитая коллекция Менделя Гурвича. Даже Генри Мур есть. Вон, видишь, две фигуры без голов? И Джакометти. И бойсово полено валяется. А чуть дальше, у входа — гляди — самолет из спрессованных консервных банок.
— Вижу.
— Хочешь, чтобы и тебя спрессовали? Иди наверх.
Не знаю, почему, но я решил довериться этому вишневому скептику с пистолетом.
— Я бы пошел, но у меня проблема.
— У таких как ты всегда проблемы.
— Я старый и гадкий, а невеста — куколка.
— Об этом не беспокойся, Гарри, ты для всех них — красавец писаный. Молодой, энергичный и в костюме от Гуччи. Тебе тридцать пять лет, ты менеджер компьютерной фирмы.
— Какой кошмар… Они все там от меня подарков ждут, а у меня ничего нет. Мне стыдно. У меня в кармане только мелочь, носовой платок и стеклянный шарик.
— Стыдно? Я думал, это чувство тебе незнакомо. Там, где есть стыд, есть и надежда. Ладно, покажи свою мелочь.
Я достал двадцатицентовые монеты, платок и шарик из кармана… и, о чудо! Сверкнуло золото. У меня на ладони лучились старинные дублоны, эскудо, луидоры. Вместо платка у меня в руках оказалась толстая похрустывающая пачка ценных бумаг Немецкого банка. А шарик — превратился в темно-синий сапфир-кабошон размером с яйцо гуся.
— Как же тебе не стыдно лгать, Гарри? Этот легендарный камень имеет имя — Око Афродиты. Он как бы смотрит каждому в душу. Говорят, и желания исполняет. Люди платили состояние только за то, чтобы раз в жизни увидеть его и подержать в руках. С его помощью безумный император Рудольф хотел воскресить своего льва, а Наполеон, укравший его в Вене, вернуться с острова Святой Елены. Он стоит больше чем Боинг 747. Отдай его невесте, когда вы будете наедине. Кстати… каждая из этих монет стоит больше тысячи евро, а некоторые из них стоят больше, чем твоя паршивая жизнь. А ценные бумаги стоят больше чем сотня жизней таких как ты. Отдай все это родственникам невесты, пусть потешатся и пожируют вволю. Ими монсеньор займется позже, на десерт, так сказать. Последний раз говорю, возвращайся в банкетный зал!
Он опять направил на меня пистолет. Я спрятал камень, деньги и бумаги во внутренние карманы пиджака, вызвал лифт и уехал наверх.
В лифте опять встретил ту… с жемчугами и пучком рыжих волос на голове.
На сей раз она была неразговорчива. Пучком не трясла, ожерелье не поправляла, в кобру не превращалась. Суто кивнула мне, когда я вошел и вышла на двадцать первом этаже, даже не посмотрев в мою сторону.
У входа в ресторан мне показалось, что воздух стал настолько плотным, что я не смогу сквозь него продраться. Я волновался как школьник перед экзаменом. Открыл дверь, заглянул внутрь.
Слизняк исчез. Невеста и ее близкие сидели на своих местах. Никто из них однако ничего не ел, не говорил, не двигался. Все напряженно смотрели на меня. Как радары на подлетающие самолеты противника. Тишина была полная, не слышно было даже дыхания.
Я заставил себя обаятельно (уж как смог) улыбнуться, поклонился, пошаркал ножкой и с трудом выдавил:
— Вот и я! Соскучился по моей красавице и по всем вам!
Ожидал вызвать всплеск эмоций, услышать приветствия, шутки…
Ничего этого не было, все по-прежнему мрачно и напряженно смотрели мне в глаза. И не двигались, не говорили, не улыбались, не дышали. Некоторые не скрывали ненависть и презрение ко мне. Особенно злую рожу скорчил друг-одноклассник.
Машинально сел на свое место. Съел ложечку паштета. Глотнул вина.
Ничего не изменилось.
В голове у меня зазвучали голоса. Монсеньор спросил:
— Ну что, так и будем играть в молчанку? Чего он медлит? Почему не передает им подарки?
— Может быть, он решил прикарманить камешек, золотишко и бумаги и потихоньку смыться? В своем новом костюме. Менеджер…
