И он ткнул мне в лицо большое овальное зеркало в медной оправе.
Я невольно посмотрел в него, но вместо себя увидел какую-то гадкую рожу с тремя носами и четырьмя глазами и с огромным зубастым ртом. Рожа эта ухмыльнулась и произнесла важно:
— Запомни, рыбка, сумма квадратов катетов не всегда равна квадрату гипотенузы. Хррак и готово! Все птички разлетелись. Иди, ищи, ветра в поле.
Матильда никак не отреагировала на появление Леперье, очевидно она его не видела и не слышала. Положила руки на стену, состоящую из мощных прямоугольных блоков. Глубоко задумалась. И глаза закрыла.
— Милая, пойдем отсюда.
— Отойди.
— Что с тобой, дорогая?
Матильда отошла от стены, взяла меня за руку, потянула, и сказала упрямо:
— Хочу в римскую тюрьму. Пойдем, я отведу тебя вниз.
Повисла у меня на правой руке как свинцовая гиря. Я подумал, что она дурачится, сказал ей что-то ласковое, а затем попробовал стряхнуть ее с себя. Но не тут-то было, Матильда вцепилась в мою руку как львица в антилопу. И потянула меня к запертой на висячий замок двери, на которой была табличка с надписью: «Стоп! Не входить! Опасная зона!»
Сорвала замок вместе с петлями так легко, как будто они были из бумаги, открыла дверь и подтолкнула меня к винтовой лестнице, ведущей в подземелье.
Мы начали спускаться.
Я чувствовал себя провинившемся школьником, которого тучная учительница биологии ведет за руку к директору.
Круглые стены вокруг нас были сырые и страшные, как будто изъеденные крысам, ступеньки — грубо обтесанные, скользкие. Редкие лампы почти не светили.
Я расслышал доносящиеся откуда-то снизу непонятные звуки. Кто-то пел заунывную песню, а ему подвывала стая шакалов или волков.
Несколько раз я робко пытался повернуть назад, но каждый раз Матильда висла у меня на руке и толкала меня вниз. Я не хотел бороться с ней, потому что боялся, что кто-нибудь из нас споткнется, покатится вниз по лестнице и разобьется.
Наконец спуск кончился.
Мы очутились в круглом зале с невысокими колоннами, похожем на крипту. По всему периметру были вырублены ниши, в которых стояли статуи каких-то невыносимо уродливых божков, похожих на работы Гигера. Перед ними горели черные свечи.
Матильда провела меня по кругу.
У каждой ниши она останавливалась и бормотала заклинания. На помертвевшем ее лице я заметил гримасу безумной торжественности.
Подруга моя стала неузнаваемой, даже фигура ее изменилась…
Одета она была тоже не так, как до нашего спуска по лестнице. Темный полупрозрачный плащ с капюшоном покрывал ее с головы до пят. Под плащом она была нагая. На ногах ее не было обуви.
В середине крипты возвышалась мраморная статуя неизвестной мне богини, окруженная горящими свечами. Только свечи эти были красными.
Матильда встала на колени и заставила меня сделать тоже самое. Опустила голову и начала бормотать заклинания.
Двухметровая богиня была обнажена, крылата и рогата. В поднятых ее руках она держала предметы, похожие на большие петли. Ступней у богини не было, вместо них на каждой ноге она имела по три длинных пальца с согнутыми когтями, как у птицы.
Кто-то дунул мне в ухо: «Астарта…»
Астарта, великая мать людей и богов. В руках она держала анхи, «узлы жизни».
Подумал: «Матильда явно знала, куда меня ведет и зачем. Никакая римская тюрьма ее не интересовала. Что ей тут нужно?»
Долго гадать мне не пришлось.
Матильда резко встала и сбросила плащ.
Подошла к статуе, обняла ее, прижалась и… слилась с ней.
Статуя ожила.
Захлопала крыльями как птица, взлетела…
Полетала в крипте, потом встала на ноги там, где стояла раньше, и поманила меня пальцем. Я подошел к ней. А она надела один из анхов мне на шею и резко его стянула. Крипта затряслась и запрыгала. Потом все померкло.
Я шел по узкому проходу между каменными стенами.
Тот звук, который я впервые услышал когда мы начали спускаться по лестнице, стал заметно громче. Он был теперь похож на гром от множества молний.
Стены фосфоресцировали неприятным, переливающимся как северное сияние, синеватым светом. Неожиданно я увидел перед собой старых знакомых. Мне показалось, что они состояли из теней или эктоплазмы.
Впереди всех стоял голый до пояса мужчина с великолепными черными усами. На ногах у него были остроносые туфли. На груди — синела татуировка. В руке он держал пластиковый хлыст.
Капитан с огромной бородой потрясал трезубцем.
Доктор Шнабель протягивал мне сушеную жабу.
Кришна подмигивал и приглашал меня жестами в ванну.
Архимед с мраморной головой слепил меня зеркалом.
Администратор отеля Мирамар застенчиво улыбался и показывал глазами на Архимеда.
Матильда и ее сынок о чем-то беседовали. Матильда держала в руках букет из свежих фиалок. Коки гримасничал.
Всеми забытый великан Альфонсо Добрый, состоящий только из огромных сапог и головы в шлеме конфузливо топтался на месте.
Позади всех стоял герцог с целой свитой из молодых офицеров и обольстительно улыбался. В руках он держал роскошную деревянную модель яхты «Сиракузы».
Один из офицеров катил по проходу громоздкую театральную машину для имитации раскатов грома.
Внезапно тяжелые каменные стены разъехались в разные стороны и опрокинулись. Солнечный свет ослепил меня. Я зачирикал как канарейка.
Герцог и его спутники захохотали.
Только тогда я понял, что нахожусь во дворце герцога, и меня разыграли как бедного Дон Кихота.
Доктор Фердинанд пощупал мне пульс и подал мне белую пилюлю с красной полосочкой посередине.
ПОКАЖИ МНЕ ДОРОГУ В АД
(отрывки из готической повести)
ПОМОЛВКА
Иногда трудно вспомнить, кто ты, понять, где ты находишься, и что с тобой происходит.
Особенно тяжело это для путешественника, давно покинувшего наш бренный мир и блуждающего в лабиринтах сумеречной зоны, состоящей, как известно, из отражений, имитаций и повторов.
Да, да, уважаемые дамы и господа, я давно догадался, что и я и все мое окружение — только отражение, имитация и повторы.
Это знание сделало меня недоверчивым, осторожным. Оно поселило в моем сердце страх. Страх и ожидание тягостных чудес. Которые обычно не заставляют себя слишком долго ждать.
Как только слышу краем чуткого уха тот щемящий, как бы потусторонний звук… тут же сосредотачиваюсь как снайпер, напрягаюсь, потому что по опыту знаю, сейчас все изменится, и я сам тоже изменюсь и окажусь неизвестно где, неизвестно когда, и главное — в непонятно каком образе, в непонятно каком положении.
