Он неожиданно икнул, ощутив омерзительный вкус перегара во рту. Борисыч туповато улыбнулся, но Андрею было не до смеха. Желудок пронзила свирепая боль — будто кто-то ради забавы проткнул его остро заточенным ножом. Кишки скрутило в один тугой узел — он почувствовал, что все выпитое им выдавливается из желудка и жидким огнем стремится по пищеводу вверх.
— Я… — Андрей не договорил и, прижав руку ко рту, согнувшись в три погибели, побежал к туалету. Боль была настолько сильной, что перед глазами заплясали красные спирали, и он только надеялся, что успеет добежать, не потеряв сознания. Перспектива упасть посреди зала и лежать без чувств в луже собственной рвоты была омерзительной.
Он ввалился в темную комнатушку, едва освещенную одной тусклой лампочкой под потолком, и, не добежав каких-то полметра до кабинки, упал на колени, ощущая, как горячая жидкая масса, раздирая горло и обжигая слизистую, рвется наружу. Живот разрывали невидимые когти — он не мог вдохнуть, опасаясь, что захлебнется собственной рвотой. Рот наполнился омерзительной густой жижей.
Он рыгнул, запоздало прижимая руку ко рту, и с отвращением почувствовал, как между пальцев брызнула горячая зловонная слизь. Рвота лавой капала на грязный кафельный пол. Часть ее пошла носом. Инстинктивно он попытался сделать вдох и закашлялся, чувствуя, как жижа заполняет легкие.
Желудок продолжал спазматически сжиматься — живые извивающиеся лезвия кромсали нутро.
Андрей отер рот, еще раз рыгнул — глотка отозвалась спазмом сухой, горячей боли, попытавшись встать, поскользнулся, рукою увязнув в луже собственной рвоты, и упал лицом прямо в зловонную слизь.
— Ну, что такое… — протянул кто-то за его спиной. Сильные руки схватили его за плечи и потянули вверх с упрямой пьяной силой. Он позволил поднять себя, ощущая на лице текущую теплую густую мерзость.
Те же руки поволокли его к умывальнику — его ноги еще раз прошлись по черной луже и размазали ее по полу.
— Все путем, Андрюха! — говоривший включил воду и нагнул его над струей. Андрей почувствовал, как ледяная вода смывает грязь с лица, и не думая даже о возможных последствиях припал губами к крану и принялся пить, скорее даже лакать, как животное, измученное жаждой.
— Ну-ну! — его снова наклонили над краном, и большие шершавые ладони принялись втирать воду в лицо. — Давай, давай сам уже!
Опершись на умывальник, он встряхнул плечами, показывая, что действительно может справиться сам. И вправду, он чувствовал себя намного лучше. Ужасная агония в желудке уступила место давящему дискомфорту, даже и не дискомфорту, а эху былой боли. Пелена перед глазами развеялась. Пожар в горле утих, смытый холодной водой. Теперь он мог глотать и чувствовал себя почти… нормально.
— Порядок?
Он повернулся и увидел Борисыча, улыбающегося растерянно и немного испуганно.
— А я уж думал, все, попал малек на паленке! Тут сноровка нужна, а ты как троглодит — один за одним. Теперь-то как? — Борисыч был абсолютно пьян и в то же время каким-то удивительным образом собран и серьезен.
— В порядке, — улыбнулся Андрей, — сложная неделя была… Мало спал.
— Мало спал, мало жрал… всякое бывает. Я, братка, в зал пойду. А ты тут не задерживайся, а то не ровен час, зайдет кто из дежурных, или мент нарисуется. Тогда тебе Ташлинска не видать.
Он повернулся и уже выходя из туалета обронил:
— Поезд твой уже стоит…
— Как стоит? Как…
За Борисычем захлопнулась дверь.
4
Андрей наскоро сполоснул лицо, постарался рассмотреть свое отражение в грязном зеркале и нашел его вполне удовлетворительным применимо к обстоятельствам. Большая часть рвоты на удивление не попала на одежду — на майке красовалось несколько крошечных пятнышек, которые, впрочем, могли быть чем угодно. Он выглядел… в целом ненамного хуже, чем несколько часов тому. Похож на беглого зэка, но в целом — сойдет.
Он все еще был пьян, но не настолько пьян, чтобы не отдавать себя отчета в том, что приключение его близится к концу. Оставаться на вокзале не входило в его планы.
Он вышел из туалета, испытывая легкий стыд, — кому-то за ним придется убирать.
— Времени нет, — пробормотал он, словно извиняясь.
Юра и Борисыч все так же сидели за столом. Юра только взглянул на Андрея и молча придвинул к нему стакан, наполненный чуть ли не до краев совсем уж не похожей на водку жидкостью.
— Я — пас! — Андрей решительно отодвинул рюмку. — Пойду я, мужики!
Юра глянул на него нехорошо, и Андрей внезапно понял, что в ближайшем будущем его нового знакомого ждет инфаркт или инсульт. Если он не бросит пить, разумеется.
Борисыч улыбнулся и протянул руку.
— Давай, Андрюха!
— Порви там всех… — сонно добавил Юра, видимо, не совсем понимая, где находится.
Андрей от души пожал крепкую сухую ладонь.
И вышел из зала ожидания, навсегда оставив этот маленький полустанок за спиной.
5
На перроне было почти пусто. Метрах в тридцати от Андрея стоял пожилой бородач и меланхолично курил, то и дело сплевывая.
Поезд, ржаво-зеленый, глядел на Андрея грязными полузадернутыми мятыми занавесями. Прямо напротив него на вагоне белой краской была выведена цифра «5». Только сейчас Андрей понял, что понятия не имеет, в каком вагоне находится его купе. Вся эта информация должна быть записана в билете, верно? А, какого черта? Он все еще ощущал себя более чем нетрезвым; мысли стремились пуститься в нестройный тошнотворный пляс. Вместо того чтобы пытаться разобрать мелкий шрифт на билете, он протянул его скучающему проводнику. Тот мельком взглянул и указал рукой куда-то вбок, словно этого было достаточно.
— Куда? — переспросил Андрей.
Проводник смерил его несколько удивленным взглядом.
— У вас — четырнадцатый, — не без злости буркнул он. Это ближе к хвосту.
— Долго стоим?
Проводник в очередной раз окинул его взглядом.
— На пиво не успеете, — наконец ответил он.
Андрей подавил желание нахамить и быстро пошел к своему вагону.
На полустанок быстро опускалась ночь. В бархатно-черном небе неожиданно ярко горели крупные круглые звезды. Луна, похожая больше на кусок белоснежного арбуза, заливала перрон нежным белым сияньем. Воздух был наполнен ароматом травы и железа, и эти запахи, столь несовместимые, создавали сложный, но удивительно приятный флер, заставляющий дышать глубоко, наслаждаясь каждым мгновением.
Он снова посмотрел на луну и, радуясь ее хрупкой красоте, не мог не вспомнить ту, другую луну, желтовато-гнилую, изливавшую волны трупного света над бездной. Но теперь она казалась частью кошмара, сновидения, что прошло и закончилось, и более не существует. С каждой секундой он все сильнее и сильнее сомневался в реальности потерянного города.
