Место, где происходила разборка – задний дворик морга, – было абсолютно глухим. Никто бы не мог прийти Петрухе на помощь, даже увидеть его не мог, кроме меня, конечно. А я чувствовал: стоит Рамиресу качнуть пальцем, «спортсмен» схватит «мертвого доктора» и примется тереть его лицом о кирпичную стенку. Тереть будет долго, пока ему не скажут «стоп».
– Чего вы стоите? – выдохнула «Кармен». – Его же убьют. Помешайте им!
Если бы не эта просьба, я бы вряд ли сдвинулся с места. Убить могли не только Петруху, но и меня. Однако мужчины, пытаясь произвести впечатление на прекрасных дам, очень часто совершают глупости. Совершил глупость и я – опрометью бросился к выходу, оставив брюнетку наедине с мертвецами. Не догадался, что делать этого не стоит…
Задний дворик морга – место мрачное. В том смысле, что туда никогда не доходят прямые лучи солнца. Заросли давно не кошенной крапивы, старые, покрытые лишайником яблони… Экзекуция свершилась. Петруха сидел на траве, придерживая пальцами рассеченную губу. «Спортсмен» нависал над ним, ожидая команды хозяина. Глаза, словно отлитые из бутылочного стекла, не выражали никаких эмоций.
– Хватит, – отметив мое появление краем глаза, произнес Рамирес по-русски и тут же уточнил: – На сегодня хватит. – И, сделав небрежный жест рукой, увел за собой спокойного, как слон, «спортсмена».
Только когда они оба исчезли за углом, Петруха позволил себе заматериться. Получилось у него не так, как обычно, – неизобретательно и тупо. По его взгляду понял – парня наказали за дело, и еще мало наказали.
– Тебе помочь? – предложил я, хотя слабо представлял себе, в чем может заключаться моя помощь.
– Пошел ты…
И все же патологоанатом воспользовался протянутой рукой – ухватился за нее и поднялся с травы.
– Чего он от тебя хотел? Кто он такой?
– Рамирес, – прошамкал разбитым ртом Петруха. – Лучше тебе его не знать. Жалею, что в свое время не послал его куда подальше.
– Если что, я свидетелем могу быть.
– Свидетелем чего? – несмотря на драматизм ситуации, Петруха хихикнул. – Свидетелем Иеговы? Тогда пожалуйста…
– У тебя еще есть силы ерничать. Значит, жить будешь. Домой тебя отвезти?
– Пойду к нашим хирургам. Губу заштопать надо. Хоть какая-то польза от того, что в больнице работаю. А про этого типа просто забудь и больше о нем меня не спрашивай! – Петруха замахал руками, показывая, что сопровождать его не стоит, и, пошатываясь, поплелся к хирургическому корпусу.
А в морге тем временем уже творилось что-то неладное: хлопали двери, звучали проклятия на испанском. Что-то гулко полетело на пол и зазвенело. Этого мне еще не хватало! Я застал Рамиреса в коридоре. На полу еще перекатывался огромный алюминиевый бак с надписью, сделанной белой масляной краской – «хлорка». «Спортсмен» заглядывал в темноту холодильной камеры и щелкал зажигалкой, та постоянно гасла от ветра.
– Где она? – бросился ко мне то ли испанец, то ли латиноамериканец.
– Кто? – спросил я, хотя прекрасно понимал, о ком идет речь.
– Где?
– Она убежала. Женщины не любят жестокости.
– Не любят? – прищурился Рамирес. – Тогда вы ничего не знаете о жизни. И мне вас жаль.
Он приподнял руку и коснулся своего лица. На безымянном пальце блеснул перстень – искусно выполненный, отполированный до зеркального блеска серебряный череп.
– И все же она убежала, – мстительно добавил я.
– Инесс любого может свести с ума. Так что не советую ей помогать. – Рамирес резко опустил руку, серебряный перстень погас падающей звездой. – Поехали. Это я виноват, недосмотрел…
И уже не обращая на меня никакого внимания, Рамирес со «спортсменом» покинули морг. Я припал к стеклу. Почему-то мне казалось, что они пытаются обмануть меня – никуда не уедут, спрячутся за углом и подкараулят, когда я попытаюсь выйти из здания. Идиотская мысль. Ну кто им мешал расправиться со мной на заднем дворике или здесь, в зале морга? Хотели бы – занялись мной вплотную без лишних эффектов.
Рамирес, прежде чем сесть за руль, взглянул на меня в окне. И я отшатнулся. Его взгляд был колючим, словно острия двух раскаленных гвоздей вонзились мне в лоб. Хотя что он мог разглядеть в сумрачном помещении с освещенной заходящим солнцем улицы сквозь запыленное, давно не мытое стекло?
Машина визитеров пыхнула дымком и, мигнув стоп-сигналами, покатила к полосатому шлагбауму. И кто его только открыл посторонним? Иногда и автомобиль «Скорой помощи» не сразу проедет. А тут открыли, как хозяевам.
Наш сторож наверняка проснулся, лишь только начался шум. Но, как человек чрезвычайно осторожный, сделал вид, будто очухался ото сна только что и ничего не слышал, не видел. Он выглянул из своей комнатенки, показательно зевнул и со старательностью плохого драматического актера провинциального театра глянул на опрокинутый бак из-под хлорки.
– Сам свалился, что ли? Или зацепились? – поинтересовался он. – Ох уж эта уборщица… Если я вам, Марат, понадоблюсь, то разбудите.
Сказал и ретировался. Заскрипел пружинами старый матрас, а сторож еще и сделал вид, будто захрапел – для пущей убедительности. Так что можно было считать, я остался в морге абсолютно один. Сумерки уже сгустились, надвигалась ночь…
Нередко в компаниях работники морга любят рассказывать всякие страшилки-побасенки о своем учреждении. Истории обычно одни и те же. Вам их поведают в разных городах и, возможно, в разных странах. О студенте-медике, устроившемся работать к мертвецам сторожем, будто бы он от нечего делать усадил покойников за стол и сунул им в руки веера игральных карт. А санитар зашел, увидел – и получил разрыв сердца… Вам расскажут о призраках самоубийц или о жертвах насилия, о душах тех, кто никак не хочет покидать этот свет, не решив земных дел. Я не против того, что призраки и духи существуют. В конце концов, если в языке есть слова, их обозначающие, существуют и сами явления. Но касательно морга все это ерунда. Мертвецы там совсем не страшные – во всяком случае, мне так казалось до последнего времени. Они лежат на виду – голые, а, значит, беззащитные. Они, как пациенты, пришедшие на прием к врачу. Какая уж тут мистика? Из них ушла тайна жизни. Скажете, существует тайна смерти? Возможно. Но она находится уже за той гранью, которую невозможно переступить, продолжая мыслить, продолжая существовать.
И тут я почувствовал то, чего не ощущал здесь прежде. В груди возник неприятный холодок. Я точно знал, что в небольшом старом здании нахожусь один, если не считать сторожа-лодыря. Но знать одно, а чувствовать другое. Чувства неподвластны разуму. Вопреки фактам, интуиция, подсознание подсказывали мне, что я здесь не один. Чье-то присутствие буквально ощущалось кожей. Стоило отвернуться, и тут же чей-то взгляд сверлил мне спину. В обычных ночных звуках пустого помещения чудилось еле слышное дыхание. Считаете, можно успокоить себя тем, что мертвецы не дышат? Но именно от этого знания и становилось не по себе. Живой мертвец страшнее неживого. За приоткрытой дверью зала что-то тихонько звякнуло и тут же затихло, словно кто-то очень осторожно придержал металлический предмет пальцами.
