— Саламандра уже мертва, — сказал Дайм, прижимая к себе Шуалейду так, словно она могла куда-то исчезнуть.
— Ей повезло, — нехорошо усмехнулся Бастерхази. — Но не будем о мертвых. Лучше я расскажу вам сказку. Старую, не имеющую никакого отношения к реальности сказку о королевском бастарде и его клятвах. Хотите послушать, ваше высочество?
— Очень, — кивнула Шу и потерлась щекой о плечо Дайма.
— Итак, в далекой стране когда-то очень давно правил мудрый и справедливый король, и было у него три бездарных сына и один бастард, истинный шер…
Слушать «сказку» оказалось непросто. То есть — сидеть на месте и дышать ровно, не усугубляя ситуацию. Потому что добавить Дайму еще унижения и сочувствия, после того что с ним сделали император и Конвент — это было бы слишком. Шу и так не знала, как теперь смотреть ему в глаза. И тем более — как она сможет смотреть в глаза Люкресу, который все это знает и беззастенчиво использует.
И собирается надеть контролирующий артефакт на нее саму.
Шакал. Трусливый, жадный, подлый шакал. Вот кто достоин рабского ошейника.
— А где же финал вашей сказки, шер Бастерхази? — спросила она, когда темный шер замолк на самом интересном месте.
— У этой сказки есть несколько финалов, моя прекрасная Гроза. Первый годится для детских книг. Прекрасный финал, где принцесса вышла замуж за принца-наследника, растопила его сердце своей любовью, и принц освободил бастарда от той части клятвы верности, которая причиняла боль и не позволяла делать детей. А бастард, благодарный брату, женился на сестре принцессы, жил с ней долго и счастливо, и до самой смерти служил брату, а затем и его детям. Но во мне этот финал вызывает какое-то недоверие.
Шу только фыркнула. Всего лишь недоверие? Ну-ну.
— А какой финал бы написал ты, мой темный шер? — спросил Дайм.
— О, я бы ввел в сказку еще одного персонажа. Мудрого волшебника, которому не понравилось, как король поступил со своим одаренным сыном. Зато понравились сам бастард и прекрасная принцесса, и он помог им обрести счастье и свободу.
— Запросив за это сущую безделицу, не так ли, мой темный шер?
— Ваше высочество не правы. — Бастерхази прямо посмотрел Шу в глаза, и она вздрогнула: бушующее в них пламя манило и обжигало, обещая испепелить дотла и подарить счастье. — Колдун не запросил никакой платы, но обрел свободу вместе с ними. Они втроем провели один древний, очень могущественный ритуал, сливший их судьбы в одно целое и подаривший им невероятную силу. Единственную силу, способную разрушить связывающие бастарда клятвы.
Шу сама не заметила, как вжалась в Дайма. Древний могущественный ритуал, значит. Вроде того, что творил Ману Одноглазый.
— Звучит как цитата из «Трактата о свободе», — озвучил ее мысли Дайм.
Правда, в его тоне не было ни страха, ни неприятия. Скорее сомнение.
— Я рад, что ты знаком с первоисточником, мой свет, — криво усмехнулся Бастерхази. — И знаешь, что я прав. Три шера-зеро с собственной Линзой уж как-нибудь справятся с тем, что сотворили другие два шера-зеро. Хотя я предполагаю, что все лишнее отвалится в процессе. Двуединые, видишь ли, не любят, когда их детей делают рабами.
— То есть ты предлагаешь сделать то…
— …что не удалось даже Ману Одноглазому, — кивнул Бастерхази.
— Я восхищен твоей наглостью, мой темный шер.
— Не сомневаюсь, — поклонился Бастерхази.
— С чего ты взял, что у нас получится? И что это вообще за ритуал такой? — вмешалась Шу.
— Получится. Единение — это очень просто, моя Гроза. Ты же любишь Дайма и хочешь для него свободы?
— Разумеется, хочу, но ты не ответил.
— Это и есть ответ. Наше общее желание и доверие. Искреннее, без сомнений и колебаний.
— Доверие? Не уверена, что у меня получится.
То есть Шу была уверена, что не получится. Доверять темному шеру искренне, без сомнений и колебаний? Такое вообще возможно?
— По крайней мере, ты уже не боишься сказать о недоверии вслух. Но, видишь ли, моя Гроза, от этого зависит и твоя свобода, и судьба твоих близких. Ты же не забыла о Линзе?
— Не забыла. — Шу поежилась.
— Бастерхази, вмешивать во все это Линзу — плохая идея. Линза принадлежит Шуалейде и только ей.
— Ты иногда такой светлый, мой светлый шер, что мне страшно делается, — поморщился Бастерхази. — Никто не собирается ничего и ни у кого отнимать. Но Линзу надо инициировать — и чем раньше, тем лучше. И если мы с тобой поможем Шу, шансы на благополучный исход резко возрастут.
Шу очень хотелось верить ему. Очень-очень. Но не получалось. Все равно она чувствовала какой-то подвох. О чем-то Бастерхази недоговаривал. О чем-то важном.
— Расскажи мне о Линзе, — потребовала она. — Все, что ты знаешь.
— Само собой. Я тебе даже кое-что покажу, — кивнул Бастерхази и жестом вызвал в воздухе схематичное изображение башни Заката и пронизывающих ее потоков. — Как видишь, это Линза до контакта с владельцем. Она стабильна и закуклена сама в себе, но при этом накрепко связана со стихийными потоками той местности, где возникла. Эта картина тебе знакома, не так ли?
— В целом… — пробормотала Шуалейда, разглядывая модель, похожую на ту, что рисовал ей дру Бродерик, но гораздо более подробную. — А это что за черные пятна?
— Это особенность твоей Линзы. Два десятка смертей так и остались внутри, и пока Линза спокойна, ты их и не увидишь. А теперь смотри, что происходит дальше, когда ты отпираешь башню.
Разноцветные потоки в модели Линзы ожили, задвигались, начали выходить за пределы башни, потеряли стройность, зато налились яркими цветами, и все это плыло, мерцало, вызывало головокружение и слепило…
— Ой, больно! — вскрикнула Шу, когда один из лучей попал ей в глаз, и зажмурилась.
— Это состояние Линзы сегодня днем, — неохотно пояснил Дайм. — Если ее не инициировать в ближайшие десять дней, то лучше эвакуировать весь Суард прямо сейчас.
— Десять — это крайний срок, я бы сказал — шесть. Думаю, тебе стоит показать Шуалейде, во что может превратиться неудачно инициированная Линза.
— Ну, если схематично… Посмотри, это не опасно, но так ты лучше поймешь тенденцию.
Открыв глаза, Шу уставилась на магическую аномалию. Да, схематично, но даже так — страшно. Стихийные потоки переплелись, словно щупальца бешеного осьминога, выплеснулись далеко за пределы Линзы, проросли очагами мутаций вокруг нее, по всему городу и дальше, тут и там вспыхивали стихийные возмущения, окрашенные в какие-то совершенно неудобоваримые грязные цвета. А рядом с эпицентром темнела неопределенной формы черная дыра, втягивающая в себя грязные потоки, и было заметно, что хаос уже начал приобретать спиральную форму вокруг дыры, словно образовался гигантский водоворот. Весь этот ужас был накрыт прозрачным куполом, уходящим в землю. Интересно, насколько большим?
