– А не приходил к вам рыжий юноша, называющий себя Артемом Пузыревым? – поинтересовался Герман.
– Может, и приходил, – пожал плечами Смолин. – Я по вполне понятным причинам никого в дом не пускаю.
Телефонный аппарат на мраморном столике залился пронзительной трелью. Дворецкий вздрогнул и опасливо покосился на Чурилина.
– Ответьте на вызов, – распорядился следователь.
Смолин прошествовал к столику и снял трубку с рычажков. Послушал и с облегчением протянул трубку сыщику:
– Это вас, господин следователь.
Чурилин принял трубку из его рук, поднес к уху и изменился в лице. Вернул трубку на рычажки и сухо проговорил:
– Господин Смолин, мы обязательно проверим ваши слова, а пока сделайте одолжение, не покидайте особняк. Ротмистр, присмотрите!
Как будто и не спал, Шалевич тут же распахнул осоловелые глаза и молодцевато выпрямился на стуле, строго глянув на вверенного его заботам подопечного.
– Я с ним не останусь, – заволновался дворецкий.
– Вас никто не спрашивает, – хмуро буркнул сыщик. – Герман Леонидович, нам нужно срочно ехать.
Коллеги вышли на воздух, и Чурилин проговорил:
– В доме Гурко была стрельба.
– Кого убили? – похолодел фон Бекк.
– Поехали посмотрим.
Особняк издателя располагался в глубине сада. Проехав по дорожкам среди образцово ухоженной зелени, фон Бекк остановился рядом с санитарным экипажем. Возле экипажа хлопотал полицейский доктор, отпаивая водой из чашки бледного трясущегося старика. Старик кутался в одеяло, из-под которого виднелись его худые синие ступни. Следователь Чурилин подошел к экипажу и остановился рядом с полицейским доктором.
– Вот, Василий Степанович, полюбуйтесь. Князь Соколинский собственной персоной, – тихо проговорил врач.
– Отчего Владимир Андреевич в таком жалком виде?
– Говорит, что опекун, господин Гурко, запер его в комнате, лишил одежды, пищи…
– Человеческого достоинства он меня лишил! – скидывая одеяло, закричал вдруг старик.
Он и в самом деле был совершенно наг, невообразимо худ и грязен.
– Сыночек мой, наш с Сашенькой сыночек, пришел ко мне, а Петр не пустил! Проклятый! Сыночка моего убил!
Чурилин растерянно смотрел на князя. Пена хлопьями опадала с его губ, глаза вылезали из орбит, волосы стояли дыбом.
– Он же болен, – тихо проговорил потрясенный фон Бекк.
– Само собой, болен, – кивнул полицейский врач. – Здоровым людям не нужны опекуны. А Гурко оформил над ним опеку.
– Так что произошло?
– Слуги рассказывают, что рыжий юноша, представившийся Артемом Пузыревым, позвонил в дом и попросил проводить к хозяину. Петр Петрович распорядился Пузырева не пускать. Тогда гость проник в дом через окно, каким-то образом совершенно точно вычислив комнату, в которой Гурко держал князя Соколинского, и попытался похитить старика. Но Гурко не дал ему этого сделать. Издатель велел слугам звонить в полицию, а сам бросился на Пузырева с пистолетом. Из комнаты князя послышались выстрелы. Подоспевшая горничная застала Пузырева еще живым, но с простреленной грудью. Из последних сил, умирая, Пузырев затягивал кожаный шнурок на шее хозяина дома, а князь Владимир сидел в углу и смотрел на происходящее дикими глазами. Таким образом, у нас имеются два трупа и безумец в острой стадии психоза. Теперь ждем карету из Преображенской лечебницы. Должны приехать и увезти беднягу князя Соколинского в отделение для буйных. А трупы уж мы сами как-нибудь доставим в судебный морг.
Чурилин принял фон Бекка под локоток и, направляясь к машине, проговорил:
– Вот и все. Обидчика вашего больше нет.
– Василий Степанович, вы сами видите, что я во всем был прав, – самодовольно заметил Герман. – Ворваться в чужой дом, чтобы похитить неугодного родственника и походя придушить оказавшего сопротивление хозяина дома – так поступить мог только закоренелый преступник.
Москва, наши дни
– Борис Георгиевич, вас дожидаются, – бодро отрапортовала соседка, стоило только Карлинскому отпереть замок на двери и войти в квартиру.
– Кто дожидается? – беспечно откликнулся врач-психиатр.
Словно отвечая на вопрос, из гостиной выглянула полная дама, в которой Вик узнал заместительницу погибшей Гальпериной, и удивился, как стремительно изменилось лицо приятеля.
– Аленушка, ты как здесь? – упавшим голосом осведомился Карлинский, пытаясь взять себя в руки.
– Я по тебе, Борюсик, очень сильно соскучилась, – капризно протянула блондинка.
– Надо же, какое совпадение! – внезапно обрадовался доктор. – Всю дорогу думал о тебе, Аленушка, приезжаю – а ты у меня. Это просто чудо!
– Ты обо мне думал? Приятно слышать.
– Пойдем, моя девочка.
Карлинский приобнял гостью за плечи и повел в свою комнату. Распахнул дверь, завел внутрь, но когда Васильева хотела опуститься на диван, настойчиво подтолкнул к рабочему столу, на котором светился включенный ноутбук.
– Пожалуйста, Аленушка, войди в больничные базы и проверь, что у вас имеется на Ларису Ильину.
– Зачем тебе? – вяло удивилась гостья.
– Очень нужно.
– Тебе от меня только одно и нужно, – устроившись на компьютерном кресле, криво усмехнулась женщина, проворно забегав пальцами по клавиатуре.
Доктор Карлинский обошел кресло сзади и приобнял подругу за плечи. После минутного молчания Алена обернулась и произнесла:
– На Ильину ничего нет.
– Но ты помнишь Ильину? Ее зовут Лариса Юрьевна. Лежала у вас в десятом году.
– Конечно, помню. Это пациентка Гальпериной. Однако в настоящий момент все данные на Ильину удалены.
– Кто имел доступ к этим сведениям?
– Только лечащий врач. И знаешь, Борь, что любопытно? На дружка Ильиной в базе тоже ничего нет.
– На какого дружка?
– На Костю Михайлова. Странный такой был парнишка, весь в рефлексиях. Только он один и слушал бред сторожа про шестикрылого серафима. Он да Лариса. Михайлов с Ильиной и сдружились на почве этой легенды. Все искали набросок Врубеля в архиве, а Гальперина поощряла. Ей только на руку – чтобы кто-нибудь архив перелопатил и разложил все по годам и алфавиту.
– А что из себя представлял Михайлов?
