И, обернувшись к Саше, уточнял:
– Ну как? Достойно?
– Мы еще не приехали в Ярославль, а вы уже стешите составить отчет, – веселилась девушка.
– А как же иначе? Когда же писать?
– А вдруг министр успеет на обед? Вы выставите себя лгуном.
– Да ни за что не успеет, вот попомните мои слова. Насколько я знаю, Витте совершенно равнодушен к обедам и необычайно внимателен к святыням.
Поезд, не снижая скорости, несся по рельсам. В окне мелькали поля и перелески, на столе, выставив к потолку чудом уцелевшую ножку, подрагивала недоеденная курица, которой Неудобный настойчиво потчевал свою спутницу. Путешественники дремали на мягких диванах, ожидая прибытия. К ночи поезд пришел на вокзал. Вокзал оказался невелик, но чист и уютен. Ближе к полуночи выехали экстренным поездом до Вологды. Там уже пересели на пароход и продолжили путешествие по воде, запланированное вплоть до берегов Норвегии.
В Устюге задержались – в доме Грибанова была устроена выставка творений местных кустарей и некоторых редкостей. Александра прогуливалась по просторной избе среди мехов медведей и черно-бурых лисиц, рассматривая выставленную на полках оберточную бумагу высокого качества, произведенную здесь же, на местной мануфактуре. Повсюду стояли разнообразные жестяные шкатулки с бесчисленными секретами, в рулонах лежали льняные полотна, на столах красовались тонко вышитые скатерти.
Дав гостям насладиться народными промыслами, позвали в гостиную пить чай, и бородатые в поддевках представители купечества и городского общественного управления упрашивали министра финансов учредить в Устюге отделение Государственного банка, а также провести ветку Пермско-Котласской железной дороги через их город. Мамонтов внимательно слушал, кидая многозначительные взгляды на Витте. Министр финансов не говорил ни «да», ни «нет» и так же многозначительно молчал.
Министр со свитой ночевал в доме городского головы, остальные путешественники – в местной гостинице. Дальше двигаться возможно было только вплавь. Сбор назначили на раннее утро. С первыми лучами солнца к пристани стали съезжаться богатые коляски с высокими гостями и брички попроще, доставлявшие журналистскую братию. Пока навьюченные скарбом пассажиры взбирались на палубу, начался ливень. Под проливным дождем пароход «Николай» отчалил от Устюжской пристани, но не проплыли и десяти верст по Северной Двине, как он вздрогнул всеми своими стальными кишочками, беспомощно рванулся и сел на мель. По палубе забегали. То и дело слышались выкрики матроса:
– Вперед! Назад! Застопорить машину! Полный ход! Малый ход!
– Сама судьба не преминула удостоверить, насколько целесообразно ходатайство устюжского купечества перед министром о проведении железной дороги, – философски заметил Мамонтов, наблюдая из иллюминатора кают-компании, как в поднявшейся суматохе команда «Николая» выбивается из сил в попытках сдвинуть с места точно приросший к дну корабль.
Все тут же принялись восхищаться глубиной и своевременностью замечания железнодорожного магната. И репортер Неудобный тут же аккуратно занес слова Саввы Ивановича в записную книжечку, с которой никогда не расставался. Александра записывать поленилась, решив, что столь глубокую мысль будет трудно забыть.
Наконец собравшиеся в кают-компании путешественники в иллюминаторы увидели, как в синей мгле показались огни крохотного конвоировавшего «Николая» пароходика «Самоед». Пассажиры тут же высыпали на палубу и стали наблюдать, как капитан их корабля переговаривается с капитаном «Самоеда». Тот никак не мог взять в толк, что происходит и чего от него хотят. Когда наконец понимание было восстановлено, матросы долго и безуспешно пытались передать на «Самоед» канат, а когда передали, то выяснилось, что канат не к чему привязать. Наконец машинист «Самоеда» ухитрился прикрепить канат к своей машинной оси, и, надрываясь и кряхтя, крохотный пароходик стал тащить внушительного «Николая» с мели. Таким манером в шесть утра прибыли в Котлас.
Над берегом, где остановился пароход, возвышался погост. И, едва только ступив на землю, путешественники сразу же поняли, что двигаться можно только наверх. Пренебрегая уроном, наносимым верхнему платью, министр и свита стали карабкаться по насыпи. Александра взбиралась вместе со всеми, в особенно трудных местах протягивая руку охающему Неудобному. Взобравшись на самый верх и приложив к глазам болтавшийся на шее бинокль, Савва Иванович в восхищении зацокал языком.
– Более идеальную пристань нельзя себе и представить! Взгляните только! Наш пароход подошел к берегу вплотную! Берег высок настолько, что никогда не заливается водою, и тут же идет обширное пологое пространство, где, по всему вероятию, быстро вырастет торговый город, как только сюда подойдет сибирский хлеб. Здесь хлебные амбары могут быть расположены вдоль самого берега реки, так же как и линия железной дороги.
– И в самом деле, место удачное, – поспешно согласился министр Витте, торопясь вернуться на корабль.
Далее плыли на Архангельск. Шли по необозримой водной глади, изредка встречаясь с пароходом или баркой. Иногда навстречу попадались лодки с бабой у руля и древесной веткой вместо паруса. Шли по узким порожистым местам с высокими гипсовыми берегами белоснежного цвета, окрашенными розовым перед закатом солнца. Миновали село за селом. У Архангельска горы сровнялись с землей, и река делалась все шире и шире. Влево в тумане виднелись Холмогоры, с правой стороны обозначились лесопильные заводы, со всех сторон обступившие Архангельск. Заводы были окружены многочисленными судами, нагружающимися здесь же досками для отправки за границу. Несколько раз останавливались и посещали соборы – обширные, просторные, чрезвычайно красивые внутри и украшенные фресками.
Особого внимания путешественников удостоился простой дубовый крест, вытесанный Петром Великим в благодарность Господу Богу за спасение от погибели в бурю у Унских Рогов при поездке государя в Соловецкий монастырь. Вместе с остальными Саша Ромейко с удивлением слушала настоятеля Архангельского собора, повествующего о том, что Петр вытесанный крест весом около десяти пудов, не доверив никому, самолично внес на гору и водрузил на самой вершине. И только при императоре Александре Первом было разрешено перенести крест в его теперешнюю обитель.
Прогуливаясь вместе с Оглоблиным по прямым и довольно-таки пустынным улицам Архангельска, растянувшимся вдоль реки казенными каменными строениями и деревянными, по большей части частными, домами, Александра удивлялась, как рано здесь ложатся спать. Еще не было и десяти часов, а ни прохожих, ни извозчиков им так и не встретилось. Оглоблин по обыкновению ворчал:
– Александра Николаевна! Сколько можно мотаться по улицам? И чего вам в гостинице не сидится?
– Какой вы журналист, если пишете все свои статьи, сидя либо в редакции, либо в вагоне поезда? Я удивляюсь, как вы еще согласились отправиться в эту поездку…
