- Запудрил мозги ребенку?
Она так не думает. Ей интересно, что его так задержало наверху, а еще больше - как он нашел их? По крови? Или… Лиз бросала в воду “хлебные крошки”?
- Нет, просто попросил.
Алекс с облегчением выдыхает, но вовсе не потому, что невесть откуда взявшийся Раф не влез в голову Паоло со своим чертовым гипнозом или обаянием, а тому что он просто здесь!
“Он жив! И с ним все в порядке! Господи! Спасибо тебе!”
Она рада слышать его, даже несмотря на то что голос вампира далек от дружелюбного.
- Так принято делать у нормальных людей, а не разыгрывать спектакли и добиваться желаемого путем обмана и манипуляций.
Что? Он думает, что она специально изобразила истерику? Играла на его чувстве жалости и вины? Поделом ей! На его месте она бы подумала тоже самое!
- Оставь ты уже этот фотоаппарат. Обойдемся без памятных снимков для отдела травматологии.
Паоло согласно кивает, убирая камеру обратно в сумку.
- Тащи сюда аптечку и поставь пожалуйста чайник, - говорит он в сторону, не отнимая руки от ее спины.
Рафаэль не теряет времени даром. Сильный, черт его подери!
- Считаешь, что я сбегу куда-нибудь?
Алекс все-таки поворачивается к Паоло и Рафу с яркой вспышкой боли, пронесшейся перед глазами алым цветовым пятном. В помещении стало тесно из-за появившейся в нем Лизы. Она ничего не говорит, а быстро проскальзывает к себе в каюту. Алекс не успевает разглядеть ее лицо. Боль отступает, но не так скоро, как хотелось бы.
- Мне дышать тяжело.
- Нет, я так не думаю. Ты сможешь удержать себя в горизонтальном положении, пока я накладываю тебе швы?
- Да.
Давление на спину прекращается, но она чувствует, что тот еще держит ладонь над ее спиной, секунду, другую, прежде чем в одно ловкое движение выудить из ящика дугообразную иглу и нитку. Алекс закрывает глаза.
“Всё будет хорошо!”
Эта мысль, несмотря на все произошедшее, на сотворенное ею за последние дни, противоречива, но ей плевать на это. Она не обязана ничего объяснять и оправдываться перед кем бы то ни было. Пару минут она может позволить себе не думать ни о ком и ни о чем.
- Сейчас будет дискомфортно. Алекс?
О! Как контрастирует его голос с тем, что он делает в данную минуту. Ему есть на что злится, но тем не менее он продолжает заботиться о ней. Или правильнее сказать - ухаживать?
- Я в порядке.
- Открой глаза, чтобы я видел что ты в сознании.
- А если я вырублюсь?
- Я сказал: открой глаза!
Алекс смотрит в лицо Рафаэля, присевшего рядом с ней. Он мокрый, но взгляд у него обеспокоенный.
- Мне просто так легче. Незачем кричать на меня! Я же разговариваю с тобой! Это ли не признак того, что я в полном сознании?
Мужчина молчит с секунду, затем кивает, но прежде чем подняться, говорит ей:
- Ты не поверишь, но конкретно сейчас, я сомневаюсь в этом! Крики - это не самое страшное, что можно ждать от тебя!
Все правильно! Зря она препирается с ним, но Алекс просто не может удержать себя от того, чтобы не ответить ему. В конце концов, непросто не показать, как она рада видеть его, даже такого злого. Тогда он и в правду решит, что она бредит или растеряла остатки ума.
Она же великая притворщица. Он так решил.
* * *
Вопреки всему, я и Раф, мы оба молчим первые мгновения. Он делает укол с местным обезболивающим, не один, а несколько, обкалывая рану по кругу. Ощущения и в самом деле не из приятных, но я согласна перетерпеть это. Не хочу дождаться, когда заведутся поглощающие омертвевшую плоть личинки. Вздрагиваю, представив этот кошмар, но ничего не могу поделать со своей фантазией.
- Лежи и не вставай, - говорит он мне, а сам идет в каюту.
Надо подождать когда подействует лидокаин (или что там на самом деле было в аптечке?) поэтому никто не спешит втыкать в меня иглу, что лежит неподалеку, тревожа сознание светлой нитью. Я волнуюсь, но совсем чуть-чуть, не так как могло бы быть, если бы в качестве хирурга выступал Паоло.
- Рассказывай.
Я и не пытаюсь выпрямиться, но видимо я окончательно пала в его глазах - раз он говорит мне совершенно очевидные вещи. Я сползаю вниз, подкладывая под голову руки, ощущая нестерпимое сиюминутное желание откинуться назад.
Этот бзик длится недолго.
Я трогаю повязку пальцами, а затем успокаиваюсь, найдя для себя кое-что более интересное.
Раф не стал закрывать отъезжающую дверь каюты, она то и дело мечется туда-сюда, отодвигаясь то вперед, то назад на какие-то несчастные пару дюймов, но вообщем-то не может скрыть переодевающегося мужчину.
Сначала я натыкаюсь на его обнаженную спину с влажной кожей. В тусклом освещении ламп, полумрака она кажется бронзовой - это впечатление усиливают неровно ложащиеся тени, подчеркивая развитую линию плеч, подрагивающие и играющие мышцы, прогибающиеся где надо, образующие впадины, а где-то наоборот рельефно бугрящиеся, с проступающими веточками вен.
- Я все еще жду, - напоминает он о себе, тут же чертыхаясь и проклиная низкие потолки, а также того, кто сделал их такими.
Хочется сказать, что я тоже.
- Мне кажется, что ты.
Раф оборачивается, глядя на меня, видимо желает убедиться в том, что я не сделала все по-своему.
- Проектировку имею ввиду, - говорю я, даже не подумав о том, чтобы закрыть глаза, - и низкие потолки.
Он задерживает на мне взгляд ровно на секунду.
- Вряд ли, - он отворачивается, но поставить дверь на место, закрыться ею, Раф не спешит. - Я создаю суда побольше.
Это он такой испорченный или все же я? Или же никто из нас не страдает ложной скромностью?
- Этим же, судя по всему, занимался какой-то карлик.
Я не могу ничего поделать с собой: скольжу по нему взглядом даже тогда, когда он стягивает с себя потрепанные штаны, бросая их с чавкающим звуком поближе к выходу.
- Может быть гном?
Рафаэль предстает передо мной полностью обнаженным и, что я хочу сказать?
Он - монолит.
То есть мужчина хорош со всех сторон, с разных ракурсов, сверху и снизу, в одежде и без нее. Мне даже кажется, что меня обманули, провернули какой-то трюк и рядом со мной не Раф.
Почему? Ну... В одежде он выглядит куда скромнее.
- Алекс!
- Мм?..
Кажется, лидокаин подействовал. Я не чувствую затылком ни тампона, ни холода, ни боли, ни пощипываний. Шею продолжают щекотать шипящие струйки перекиси водорода, подначивающие меня дернуться и отмахнуться от них, как от несуществующих длинных прядей.
